Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — покачал головой Хань Ши. — Портал должен оставаться открытым, а я должен умереть. Только так Тура ослабнет достаточно, а порталы укрепятся настолько, чтобы пропустить господина Черной Стихии обратно. Я велел твоему отцу не короноваться, пока не вернется Великий Ворон. И не закрывать портал в случае моей смерти…
— Тогда зачем? — сипло проговорил Вей Ши. Навстречу им выскочил охонг без всадника, заверещал — и наследник как-то просто, без напряжения отшвырнул его. Вей ощущал, будто от него веером расходится стихия, заставляя и врагов, и своих воинов отступать в сторону, освобождая ему с дедом путь.
С двух сторон к ним начали присоединяться еще гвардейцы, словно почетный караул, защищающий от нападения.
Дед молчал до самого портала, прикрыв глаза и контролируя дыхание. Кровь из раны на груди не текла, но в легких у него клокотало, и губы по-прежнему окрашивались алым. И только когда Вей положил его туда, где уже начиналась дымка перехода, заговорил.
— Портал должен остаться открытым, но я не хочу, чтобы жители провинции Сейсянь жили в страхе, а мы ждали, когда отсюда потекут еще орды врагов. Нам предстоит долгая работа — уничтожить тех, кто уже здесь. Портал останется открытым, но через него без нашей воли не пройдет никто, кроме богов. Да и те, возможно, задержатся…
Гвардейцы дрались в десятке шагов от Ши, позволяя им договорить.
— Но как? — спросил Вей Ши.
Дед слепо пошарил по земле, схватил какое-то растение, потянул. То был вьюнок с голубыми мелкими цветами.
— Что может быть лучше для создания стихийного духа, чем кровь старшего Ши, — подмигнул он, словно замышляя хитрость, и прижал вьюнок к груди, к открытой ране. Прошептал несколько слов, которые отпечатались в голове Вея навсегда, — и к умирающему со всех сторон рванулись потоки стихии Разума, такие мощные, что окружающее подернулось дымкой, стало нереальным.
— Йеллоувиню не помешает второй сильный стихийный дух. Он будет послушен членам нашей семьи. И Ли Сой сможет управлять им амулетом на моей крови, — шептал дед, пока вьюнок, чей стебель утолщался и деревенел на глазах, становился золотым, оплетал его тело корешками. Вей давился слезами, но слушал, сжимая влажную ладонь. — Слушай меня, мой мальчик. Я не вижу уже света, не вижу тебя, но вижу иное. Йеллоувиню и всему миру предстоят тяжелые времена. Шесть дней и шесть ночей пройдет, когда волна от моей смерти обойдет всю Туру, и стихии ослабеют, и равновесие окончательно пошатнется, — он закашлялся. Вьюнок ластился к его лицу ростками, и Хань Ши улыбался, словно ему это было приятно. Золотой ствол уже стал толще мужской руки, шустро пополз вокруг портала, поднимаясь коряжистыми петлями, покрываясь фиолетовыми призрачными цветами и шипами с внутренней стороны. — После этого откроется последний портал и боги Нижнего мира пойдут к нам. В те дни Тура погибнет или возродится вновь.
Он замолчал. Лицо его почти одеревенело, а тела почти не было видно за витками вьюнка. Но губы еще шевелились.
— Мне не больно, не плачь, — шелестел император, но слезы его внука, горькие, тихие и горячие, падали на золотую кору. — Я словно растворяюсь в любимой земле Йеллоувиня, мой мальчик, словно погружаюсь в сладчайшую медитацию. Ни одна смерть не могла быть мягче этой, Вей. Вей, Вей… слушай… не упусти девочку Рудлог, с ней рядом все оживает и ты тоже… Вей, Вей… последний портал может открыться у Пьентана. Будь осторожен… будь…
Рука в последний раз сжалась и упала золотой плетью, тут же ставшей частью огромного вьюнка, который уже обошел портал по кругу и петля за петлей поднимался над ним гигантским золотым куполом. Лицо Хань Ши, спокойное и улыбающееся, покрылось наплывами коры, будто тончайшим пологом — и вторая рука легла почти уже неузнаваемому императору под щеку, будто он заснул долгим и хорошим сном. И грудь поднялась и опала в последнем судорожном вздохе.
Стоило затихнуть дыханию — и над одеревеневшим телом заплясали стихии, ослабевая, словно проваливаясь. Из леса, не боясь боя, выпорхнули тысячи птиц — они долетали до купола, садились на золотые петли ствола, чтобы закричать-заплакать во всю мощь. Подул жаркий суховей — и тут же с гор потянуло льдом и холодом, плюнуло языками тумана, загрохотало далекими вулканами. Затрещала земля, побежали во все стороны от купола трещины… и из почти развеявшихся туч косыми лентами стал падать ливень, перемежаясь метелью, закручиваясь в смерчи и уходя на восток.
Вей Ши стоял на коленях у купола, содрогаясь в рыданиях, скрыв лицо в ладонях, не в силах подняться. Его било крупной дрожью, а в голове словно рушились какие-то запоры, и стихия, которая так долго ему не давалась, вдруг стала понятной, как плеть в руках.
Сзади мучительно закричал один из гвардейцев, не успевший увернуться от невидши — и в крови Вея Ши полыхнула жгучая ярость.
Он поцеловал то, что раньше было пальцами деда, и развернулся, поднимаясь. Здесь, в Йеллоувине, ему помогала сама земля.
Стихия-плеть послушно легла перед ним — и он хлестнул ею куда достал, веля беречь своих людей и уничтожать нелюдей. Невидши на пятьдесят шагов вокруг рухнули как подкошенные — и Вей пошел дальше, под косым дождем, меж языками тумана, сжимая в одной руке клинок, а второй поглаживая ментальную плеть, так легко покорившуюся ему. Дед умер, но на поле боя остался еще один Ши, и он не уйдет отсюда, пока все враги не будут уничтожены.
К вечеру стихийная волна ушла далеко, захватывая все новые части Туры. В Йеллоувине продолжались погодные аномалии.
Участь иномирян была решена, и их, отступающих к ворчащим камнепадами горам, добивали и брали в плен. Но их было так много и так отчаянно, по-звериному они сопротивлялись, что битва продолжалась еще четыре дня.
5 мая, вечер
Вей, уставший, голодный, спавший урывками под прикрытием гвардейцев, убивший за эти дни больше, чем все его предки за десяток поколений до него, покрытый слизью и кровью, остановился только тогда, когда последний отряд иномирян был уничтожен.
Красная кровь в венах наследника наконец насытилась, уступая место сдержанности Ши.
Один из верных гвардейцев с поклоном протянул ему флягу. На Вея он смотрел с благоговением.
Их погибло немало — его бывших сослуживцев, гвардейцев, согласившихся принять в себя равновесников. Почти