Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не забывайте его, – ответила она после короткого раздумья.
Потом повернулась к двери и вышла.
Граф снова сел на стул. Через несколько минут он взял в руки пакет и развязал бечевку. Внутри пакета оказалась небольшая книга в кожаном переплете. На коже были выдавлены простой геометрический узор и название «Хлеб и соль». Ростов пролистал книгу и обратил внимание, что листы прошиты и страницы обрезаны рукой любителя, а не профессионала.
Граф погладил узор на кожаной обложке и открыл книгу. В нее была вложена фотография, которую они сделали в 1912 году. Ростов помнил, что тогда он хотел, чтобы сделали эту фотографию, а вот Мишку еле затащили в кадр. Молодой граф стоял слева. На его голове был цилиндр, в глазах – блеск, а усы были длинными-предлинными. Справа от графа стоял Мишка с видом человека, который готов выскочить из кадра, как испуганный заяц.
«И несмотря ни на что, Мишка сохранил эту фотографию», – подумал Ростов.
С грустной улыбкой граф отложил фотографию в сторону и перевернул страницу книги. На странице была слегка неровным шрифтом напечатана всего лишь одна цитата:
«Адаму же сказал: за то, что ты послушал голоса жены твоей и ел от дерева, о котором Я заповедал тебе, сказав: «не ешь от него», проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей.
В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».
Граф перевернул страницу, и на ней тоже была напечатана всего лишь одна цитата:
«И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.
Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
На третьей странице была очередная цитата:
«И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание».
Граф улыбнулся, медленно перелистывая страницы книги. Он понял суть Мишкиного проекта – собрать подборку цитат из известных текстов, поставленных в хронологическом порядке, и выделить жирным шрифтом слово «хлеб». В книге были цитаты из работ античных философов, из Библии, Шекспира, Мильтона и Гёте. Кроме этого, было много цитат из произведений русских авторов золотого века русской литературы.
«Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки фрак и, усевшись перед столом, насыпал соль, приготовил две головки луку, взял в руки нож и, сделавши значительную мину, принялся резать хлеб. Разрезавши хлеб на две половины, он поглядел в середину и, к удивлению своему, увидел что-то белевшееся. Иван Яковлевич ковырнул осторожно ножом и пощупал пальцем. «Плотное! – сказал он сам про себя. – Что бы это такое было?
Он засунул пальцы и вытащил – нос!..»
«Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске».
«Настоящее и прошлое слились и перемешались.
Грезится ему, что он достиг той обетованной земли, где текут реки меду и молока, где едят незаработанный хлеб, ходят в золоте и серебре…»
«Все это вздор, – сказал он с надеждой, – и нечем тут было смущаться! Просто физическое расстройство!
Один какой-нибудь стакан пива, кусок сухаря, – и вот, в один миг, крепнет ум, яснеет мысль, твердеют намерения!»
«Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравственного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвозимым значительную часть человечества, что уже и было…»
«Да знаете ли, знаете ли вы, что без англичанина еще можно прожить человечеству, без Германии можно, без русского человека слишком возможно, без науки можно, без хлеба можно, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете!»
«Все это случилось в одно время: мальчик подбежал к голубю и, улыбаясь, взглянул на Левина; голубь затрещал крыльями и отпорхнул, блестя на солнце между дрожащими в воздухе пылинками снега, а из окошка пахнуло духом печеного хлеба и выставились сайки. Все это вместе было так необычайно хорошо, что Левин засмеялся и заплакал от радости».
«А видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою, и прекратятся им хлебы твои. Но ты не захотел лишить человека свободы и отверг предложение, ибо какая же свобода, рассудил ты, если послушание куплено хлебами?»
Переворачивая страницы, Ростов не мог не улыбнуться от ощущений игривости и ребячливости, которые возникали в душе того, кто читал Мишкин «проект». Потом граф нашел еще одну цитату из «Братьев Карамазовых» Достоевского. Это был отрывок из романа, который граф практически забыл, – отрывок о мальчике по имени Илюша, которому досаждали ребята и который тяжело заболел. После смерти мальчика его отец рассказал Алеше Карамазову о том, что попросил мальчик перед смертью.
«Папочка, когда засыплют мою могилку, покроши на ней корочку хлебца, чтоб воробушки прилетали, я услышу, что они прилетели, и мне весело будет, что я не один лежу».
И прочитав эти страшные строки, Ростов наконец расплакался. Граф оплакивал кончину своего друга, такого щедрого душой и несчастного, который точно так же, как и мальчик Илюша, никого не винил за несправедливости, которые ему пришлось пережить.
И граф плакал о себе самом и оплакивал судьбу, которая выпала на его долю. Несмотря на то, что у Ростова были друзья, были Эмиль и Андрей, была Анна, была Софья – радость его жизни, Михаил Федорович Миних был единственным человеком, который знал графа в молодости. Поэтому, как сказала Катерина, Ростов должен был помнить и не забывать своего друга.
