– Гертфорд, мой Гертфорд, любимый!

Бич, думая, что я играю, присоединился ко мне:

– Папа, папа, папа! – Он хохотал, когда я смотрела на него, представляла, как хватаю его за ручку и выпрыгиваю из окна, лечу, падаю – я над рекой, над гладкими каменными плитами.

– Миледи, – донесся голос сзади. Это один из стражников. Я продолжала кричать, пока у меня не сел голос, – не могла остановиться. Он взял меня за руку; я попыталась вырваться, хотя и понимала, что все бессмысленно. – Комендант хочет вас видеть.

– Уорнер? – спросила я, и во мне затеплилась искра надежды, чуть растапливая страх.

– Нет, не Уорнер.

Ну конечно, Уорнера уже нет.

Комендант крепости уже стоял на пороге моей камеры; за его спиной маячила какая-то женщина.

Я крепко сжала потную ладошку Бича в руке.

– Вас переводят в другое место, – сообщил комендант, не утруждая себя приветствием.

– Куда? – Мысленно я представила все возможные места: темницу; другую комнату вроде той, в которой я сейчас; под домашний арест где-нибудь в глуши; назад на королевский двор – нет, он сказал «переводят», а не «освобождают».

– Не могу сказать, миледи. Но вам надлежит собрать вещи и быть готовой идти в течение часа. Младший ребенок отправится с вами, а старший останется с отцом.

– Гертфорд жив? – кричу я.

– Почему вы решили, что нет? – спросил комендант, и я гадала, не тронулась ли я умом, ведь я так ясно представила смерть Гертфорда, как будто видела ее собственными глазами. Но теперь, когда я знала, что он жив, меня беспокоило другое: у меня заберут Бича. Женщина взяла его за руку и потащила к двери.

– Не-е-ет!!! – закричала я, хватая его за рукав.

– Мама. – Его личико было искажено диким страхом. – Мама, пойдем?

Комендант оттащил меня и крепко держал одной рукой, а другой захлопнул дверь. Я слышала крики Бича, когда его несли по лестнице; каждый его крик словно вырывал кусок из моей души. Я упала на пол, билась в рыданиях, чувствуя свою потерю в полной мере, как будто на меня свалилась огромная тяжесть и выбила из моего сердца всю любовь.

– Простите, миледи, – сказал охранник. – Таков приказ королевы.

Мэри

В кромешном мраке было слышно, как королева ворочается в постели с боку на бок. Из-за чумы весь двор в беспорядке; Елизавета часто стала просить меня переночевать с ней в опочивальне. Признаться, от такой обязанности я не была в восторге. Последние месяцы Елизавета относится ко мне со странной теплотой. Может быть, ей хотелось искупить несправедливость, допущенную по отношению к моей сестре? Как бы там ни было, никакого удовольствия я не испытывала, хотя у меня не было другого выхода и я была обязана принимать ее знаки внимания. Поэтому ночь за ночью я вынуждена была проводить в королевской опочивальне. Правда, у меня появилась возможность замолвить словечко за Кэтрин после того, как в Лондоне разразилась эпидемия чумы, – я попросила перевести ее в более безопасное место. С трудом верится, но мою просьбу исполнили. Кэтрин перевели в замок Пирго, где, конечно, лучше, чем в Тауэре. Хотя я хорошо помнила, как обращался с ней дядя Джон, когда мы гостили в Пирго в последний раз, в то ужасное лето перед ее арестом. Надеюсь, ему все же удастся проявить хоть немного сочувствия к своей самой нелюбимой племяннице.

Мне не положено было знать о том, что королева выполнила мою просьбу. Может, она думала, если я узнаю, что мне пошли навстречу один раз, наберусь наглости и начну просить ее о чем-то еще? Нет, я не такая дура. О том, что их скоро переведут в другое место, мне сообщил Киз: Гертфорд и Бич отправятся в Хенуорт, а малыш Том – в Пирго, вместе с матерью. Я радовалась, что они уедут прочь из зараженной местности, но знала, что разлука с мужем и сыном станет для Кэтрин пыткой. Она едва выносила разлуку даже с любимой собакой. Я думала о племянниках, постоянно гадала, какие они, старалась почувствовать их; но они населяли мои мысли как призраки, и я не могла представить их во плоти.

Письмо Киза мне передали украдкой, хотя из Лондона никого и ничего не выпускают из страха заражения. Даже барки не пропускают по реке, а гости должны ждать в карантине целых четыре недели. Только потом им разрешают приехать ко двору. Я боялась за Киза, которого попросили остаться в Вестминстере, хотя он уверял, что держится на безопасном расстоянии от чужаков. Я скучала по тишине его каморки, по нашим играм в шахматы и беседам, в которых мы коротали драгоценное свободное время. Киз стал неотъемлемой частью моей жизни. Я молилась за его здоровье. Хорошо, что Левина здесь; она уехала в Виндзор вместе со всеми придворными.

– Мэри! Проснитесь! – Королева трясла меня за плечо. – Проснитесь! Мне не спится.

– Я не сплю, мадам. Чем я могу вам служить?

– Принесите фитиль, зажгите свечи.

Я вылезла из приставной кровати, нащупала платье; накинула его поверх сорочки и, не найдя тапочки, побежала к двери босиком. Охранники по ту сторону дверей дремлют. Они измучены, потому что работают в две смены: их ряды тоже поредели из-за чумы. Один прислонил голову к стене под неудобным углом – задрал подбородок кверху и громко храпит; второй ссутулился на табурете. Когда я вышла, он приоткрыл глаза, поспешно вскочил, пригладил ливрею, поправил шапку.

– У вас есть фитиль? – спросила я.

Он поклонился и порылся в коробке, нашел фитиль, зажег его, заметил, что я стою босиком, и густо покраснел, как будто раньше не догадывался о том, что у меня десять пальцев на ногах, как и у любой другой женщины.

Вернувшись в опочивальню, я слышала, как королева облегчается в ночной горшок. Я зажгла свечи, раздвинула шторы, взбила ее подушки. Закончив свои дела, Елизавета с шумным вздохом повалилась на постель. Даже в полумраке заметно, как она похудела и осунулась; под глазами у нее темные круги, похожие на синяки.

– Неужели вы совсем не спали, мадам? Принести вам теплое питье?

– Глаз не сомкнула, – ответила она. – Мэри, идите сюда, посидите со мной. – Она хлопнула рукой по одеялу. – И захватите засахаренные фрукты с дальнего стола.

Я взяла блюдо и села на постель. Какое-то время мы сидели молча. Елизавета набила рот сладостями; она с такой жадностью поедала засахаренные фрукты, словно никак не могла насытиться. Я невольно смотрела на нее, и она, наверное, поняла, что я не одобряю ее обжорства, потому что протянула мне лакомство, цинично ухмыльнувшись:

– От чего же еще мне получать удовольствие? – Я взяла засахаренную дольку, слизала с поверхности сладкие кристаллики. – Не бойтесь, не отравитесь, – съязвила королева. – Побалуйте себя, Мэри. Может быть, вам даже понравится.

– Мадам, может быть, смешать вам настойку, чтобы вы заснули?

– Я перепробовала много настоек, и ни одна мне не помогла. Все потому, что в голове у меня заботы огромной важности. Правда, я всегда плохо спала, даже в детстве.