– Николас, вы обманули меня! Вы втерлись мне в доверие, а теперь пытаетесь уничтожить тех, кого я люблю. Стыд вам и позор!

– Но, мистрис Теерлинк, при всем к вам уважении, я ведь ее сторонник!

– Вы не понимаете, в каком она положении, вы… вы болван! – Она с силой ударила его по лицу.

Он отвернулся, заметил нас, сплюнул кровь на каменный пол.

– Вина, – негромко позвала я. Она обернулась. От гнева у нее исказилось лицо, и она стала почти неузнаваемой. – Оставьте его в покое.

Она сделала шаг назад; похоже, ее вспышка поразила ее саму. Мальчишка ушел, напоследок бросив:

– Мне не в чем извиняться.

Кэтрин

Я играла в «ку-ку» с маленьким Бичем на кровати; Геркулес думал, что тоже участвует в игре, но он разбирался в правилах игры еще хуже, чем Бич, и, заскучав, грыз столбик кровати. Мой муж перечитывал вслух письмо Мэри. Затем мы бросили его в огонь.

– Снова дурные вести. Так как за резней во Франции стоят Гизы и гугенотов убивали по их приказу, королева снова отвернулась от Марии Шотландской. Она понимает, что не может поддерживать такие чудовищные злодеяния, ведь мать королевы Шотландии из семьи Гиз!

Я слушала его вполуха. Я больше не хотела «дурных вестей», и мне нет дела до того, что совершает или не совершает королева – разве что она решит нас освободить. Я провела в Тауэре целый год, и с меня довольно; королева показала свою силу.

– С каких пор моя сестра так интересуется политикой?

– Китти, то, что происходит, выгодно для нас, – заметил Гертфорд.

– Тогда почему Мэри называет то, что произошло, «дурными вестями»?

– Похоже, она думает, что нас скорее освободят, если… А впрочем, не важно. – Он вздохнул и уныло опустил руки.

– Что «если»?

– Если реформаторы не станут нас поддерживать; если мы не будем представлять для нее угрозу.

– Она права. – Я придвинулась к нему и зашептала ему на ухо: – Разве ты не мечтаешь о тихой жизни вдали от двора? – Было время, для меня невыносима была мысль о жизни где-нибудь в глуши, но любовь, материнство и тюремное заключение, как оказалось, сильно изменили меня. – Только представь, как мы были бы там счастливы! – Но в глубине моей души таится мысль: ведь может статься, я буду матерью короля! Как я ни стараюсь прогнать эту мечту, она живет во мне.

– Мы получим нечто большее, Китти, – сказал он.

– Может быть. – Я посмотрела на Бича, он улыбался, и у него были ямочки на щеках; он закрыл глаза пухлыми ручками, растопырил пальчики, глядя на меня. Я поцеловала их, и он снова захохотал. Его смех заразителен.

– Посиди со мной, – попросила я. – Нам так хорошо вместе! И потом, сейчас мы все равно ничего не можем изменить. Я хочу чувствовать, что ты рядом. Посмотри на своего сына. Разве он не прекрасен?

– Это ты прекрасна. – Его голос охрип от желания; он положил руку на лиф моего платья.

– Сердце мое, – засмеялась я, – нельзя!

– Знаю, знаю, – вздохнул он. – Но поцелуй не принесет вреда. – Он провел губами по моей шее, потом приник к губам, взяв меня за руку.

Бич захныкал, стараясь разъединить наши пальцы.

– Он ревнует, – заметила я.

– Это я ревную, – возразил Гертфорд. – Он с тобой все время; каждую ночь он проводит здесь, с тобой. А мне приходится спать в пустой постели и урывать час с моей любимой, но всего раз в месяц.

– Когда нас освободят…

– Я люблю тебя, милая Китти, – перебил меня Гертфорд.

– Если ты любишь меня по-настоящему, тебе следовало бы желать, чтобы я стала безвестной.

Мне кажется, будто в животе у меня плавает головастик – там растет новый малыш. Во второй раз я сразу все поняла, как только меня начало тошнить; я лишь сама себе удивлялась, как я ничего не заметила в первый раз. Ребенок зашевелился.

– Наш малыш начал двигаться.

– Дай-ка потрогать. – Он приложил ладони к моему животу, но малыш затих. – Ей уже не удастся усомниться в его происхождении после того, как мы оба поклялись в законности нашего брака перед церковным советом, даже в присутствии архиепископа.

– Да какая разница? Достаточно того, что у меня есть ты, малыш Бич и этот маленький незнакомец. – Я показала на свой живот. Я запрещаю себе думать о том, где находимся мы все, и не позволяю себе думать о королеве.

В замке повернулся ключ, и Гертфорд соскочил с постели, побежал к двери, ведущей на парапет. Но к нам заглянул Шар.

– Что случилось? – спросила я.

– Есть новости. – Он выглядел взволнованным и с трудом держал себя в руках.

– Какие новости? – встревожился Гертфорд, шагая к нему.

Я почувствовала, что ребенок снова зашевелился, и меня переполнила радость – настолько, что мне было трудно слушать.

– Королева на пороге смерти.

Мы с Гертфордом ошеломленно молчали.

– У нее оспа, – продолжил Шар.

– Правда? – Гертфорд широко улыбнулся и хлопнул тюремщика по спине.

– Правда.

– Что ж, возможно, Господь просто шутит над нами. Насколько тяжело ее состояние?

– Говорят, она не переживет ночь.

Гертфорд улыбался, а я гадала, хорошо ли это – так радоваться тому, что королева умирает, – может быть, тем самым он разгневает Бога. И все же я была довольна.

– Служанка поднимается, милорд, – предупредил Шар. – Вам надо идти.

Я услышала шаги Нэн – еще до того, как Шар закрыл дверь и запер ее на ключ.

– Китти, должно быть, наши молитвы услышаны, – сказал Гертфорд и обнял меня.

– Нас освободят? – спросила я приглушенно из-за того, что мое лицо было в складках его одежды.

– Не только, – ответил он, выпуская меня и направляясь к двери. Глаза его сверкали – таким я его раньше не видела, и на мгновение он показался мне незнакомцем, чужаком, его лицо словно исказилось. Но вот он послал мне воздушный поцелуй – с закрытыми глазами, поджав губы, ладонью вверх, и я снова увидела перед собой своего любимого мужа. Потом он ушел; его уход всегда доставлял мне страдания, я взяла на руки маленького Бича, радуясь теплу его тельца. Он начал дергать за ленты на моем платье своими пухлыми пальчиками, и глаза мои наполнились слезами – наверное, это слезы облегчения.

Левина

Королева была вне себя от ярости. Во внутренних покоях все только и шептались о том, что Кэтрин Грей вот-вот родит еще одного ребенка! Левина гадала, как бедняжке удалось снова забеременеть, ведь она сидит в заточении. Заменили сэра Эдварда Уорнера; говорили, что Кэтрин перевели в другое место, но трудно что-либо узнать наверняка. Одному Богу известно, что сейчас с ней будет. Как они надеялись, что их освободят, ведь жизнь королевы висела на волоске! Левина невольно задавалась вопросом, почему Господь пощадил Елизавету, не дал ей умереть от оспы. Она отчетливо помнила, что происходило три месяца назад. При дворе было тихо, как на кладбище; все ждали известия о ее смерти. Но она выздоровела – она крепка, как старая бойцовская птица. Но после болезни она пребывала в дурном настроении. Левина втайне ругала себя за такие изменнические и нечестивые мысли.