В вазе торчала черная трость из темной крепкой древесины. Наконечник был отлит из латуни, а вместо ручки красовался стеклянный шарик размером с бейсбольный мяч. Казалось, внутри шара идет снег. Сквозь миниатюрную метель иногда проглядывали очертания крошечного дворца. От шара исходило сероватое свечение. Джонатан взял эту трость, зажал под мышкой и пошел в сторону кухни.

Публика на заднем дворе уже предвкушала зрелище. Миссис Циммерманн, Льюис и Тарби сидели на высоких стульях и разглядывали купальню для птиц. На улице стоял прохладный октябрьский вечер. Звезды уже взошли, и над четырьмя вязами у дальнего края двора поднималась полная луна. Хлопнула дверь, и все трое подняли глаза. Из дома вышел волшебник.

Не говоря ни слова, Джонатан направился к северному краю дома. У стены, выложенной из песчаника, стояла старая покрытая мхом бочка для дождевой воды. Джонатан заглянул в нее, три раза выдохнул в темную воду, а затем пальцем провел по блестящей гладкой поверхности вдоль и поперек, будто разрезая ее на четыре части. Наклонившись ниже, он принялся нашептывать что-то на непонятном языке. Трое зрителей не смели покинуть свои места – Джонатан просил их сидеть тихо – но повернулись, насколько получилось, в его сторону и пытались высмотреть, что он там делает.

Шепот, странным образом усиленный зевом бочки, разнесся гулом. Льюис выкрутился в кресле, но увидел только темную фигуру дяди Джонатана и светящийся серым стеклянный шарик. Наконец дядя вернулся. В одной руке он держал трость, а в другой соусницу, полную воды из бочки.

– Твой дядя что, голову собрался помыть? – спросил Тарби.

– Ой, помолчи! – прошипел Льюис. – Он знает, что делает. А ты просто смотри.

Тарби, Льюис и миссис Циммерманн, затаив дыхание, наблюдали, как Джонатан перелил содержимое соусницы в купальню для птиц. В неглубокой, почти плоской, бетонной емкости вода начала вздыбливаться, как океан во время шторма. Льюис с удивлением смотрел, как на волнах появляются маленькие барашки пены. Потом волны раскатились к краю купальни и беззвучно разбились, расплескав пену на траву. Джонатан, как и остальные, внимательно наблюдал за этим действом. А потом вдруг поднял трость и воскликнул:

– Мир! Мир водам Земли! Явите нам круглый диск Луны, что воссияла в небе над нами!

Вода успокоилась. В плоском кружке купальни на черной глади виднелось ледяное отражение полной луны. И тут Джонатан сделал нечто весьма неожиданное: наклонился и поднял из кучки камней у купальни небольшой булыжник. Подняв его в воздух, дядя крикнул: «Держитесь подальше!» – и бросил камень. Плюх! Вода плеснула во все стороны, и Льюису, не успевшему отбежать, забрызгало ботинки.

Когда вода снова присмирела, Джонатан вытащил булыжник и заглянул в купальню. Там, иссеченное рябью, виднелось лунное отражение.

– Не получилось? – спросил он с ухмылкой. – Что ж, а если сделать вот так?

Волшебник протянул руку к воде и подцепил отражение. Может, это был какой-то трюк, но холодный на вид, серебристый диск, который он держал теперь в руке, выглядел точь-в-точь, как луна в купальне. И, конечно, когда Льюис глянул на воду, на темной поверхности ничего не было.

Джонатан поднял отражение и покрутил его туда-сюда, как плоскую тарелку. Диск источал холод и блестел, как летящая с небес снежинка. От долгого разглядывания диска у Льюиса заболели глаза. Джонатан перехватил отражение луны в руке и метнул его на манер фрисби через весь сад. Оно долетело до противоположного края и скрылось за кустарником, растущим перед четырьмя вязами. Мужчина с тростью в руке бросился за диском. Двор был большой и тенистый, и миссис Циммерманн с мальчиками не хватало лунного света, чтобы рассмотреть, что Джонатан там делает.

Вдруг воздух наполнился треньканьем музыки ветра – это Джонатан задел китайские колокольчики, свисавшие с веток одного из вязов. Пританцовывая, бородач вернулся к зрителям, попутно сражаясь с тенями и приговаривая:

– Ха! Ткну тебя в бок, хитрый слюнтяй! Хо-хо! Раз, два, и третий – в пупок!

Дойдя до купальни, он остановился и поднял шарик на трости к подбородку. Теперь его лицо было похоже на лицо актера, освещенное рампой. Джонатан медленно поднял правую руку и указал в небо.

– Узрите! – крикнул волшебник.

Трое зрителей подняли взгляд. Сначала они не заметили ничего необычного. Затем очень медленно мрачная, черная, как деготь, ленивая тень наползла на удивленный полный лик месяца. Внезапно тьма полностью скрыла Луну, будто та испарилась, не оставив даже едва заметного коричневого кругляшка, который обычно виднеется во время обыкновенного полного затмения.

А следом начал оживать задний двор. Теперь он наполнился причудливыми картинами и звуками. Трава загорелась фосфористым зеленым, между травинками с шуршанием сновали красные черви. С веток ив спустились странные насекомые и заплясали на столе для пикника. Они вальсировали и извивались в трепещущем голубом свете под едва слышную музыку, напоминавшую Льюису «Блошиный фокстрот» Максин Холлистер. Это произведение было на его фисгармонии.

Дядя Джонатан подошел к клумбе с тюльпанами, приложил ухо к земле и прислушался. Жестом подозвал остальных. Льюис наклонился к влажной почве и услышал нечто невероятное: шум, который производят дождевые черви, медленно пробивая себе путь незрячими головами сквозь слипшуюся грязь, секретные переговоры клубней и корней, дыхание цветов. Он узнал нечто тайное, и не мог понять, откуда. Например, что в земле под его коленкой похоронен кот Техасо. Там разлагается на части его тонкий скелетик, а шерсть его ссохлась, спуталась и сгнила. Его хозяин, совсем еще мальчик, закопал рядом ведерко с ракушками. Имени мальчика Льюис не знал, как и не знал, когда состоялись похороны, но ведерко – красное с синим – видел отчетливо. Расползающиеся пятна ржавчины пожирали яркий узор, а ракушки покрывала зеленая плесень.

Прошло достаточно много времени, прежде чем мальчик поднялся и огляделся вокруг. Тарби стоял на коленях и прижимал ухо к земле, как и Льюис секунду назад, а глаза его широко раскрылись от удивления. Но где же дядя Джонатан? И где, раз уж на то пошло, миссис Циммерманн? Льюису показалось, что он заметил движение в тени вязов. Он постучал Тарби по плечу и ткнул пальцем в сторону деревьев. Мальчики поднялись и пошли к волшебникам.

Они застали взрослых за оживленным спором, которому не мешало то, что миссис Циммерманн стояла, прижав ухо к земле.

– Я говорю, это старая система слива, которую рассчитывали на сильные дожди, – бормотала она. – Про нее напрочь забыли в 1868 году, когда выкинули все схемы и прочую макулатуру.

– Думай что хочешь, метелка, – ответил Джонатан, опускаясь на колени, чтобы еще раз прислушаться. – Я тебе говорю, что это подземные воды. Их полно в округе Капернаум, и этот поток объяснил бы, почему залив Греха и плоти гораздо полнее в черте города, чем за его пределами.

– Ты какую-то ерунду несешь, толстяк, – проговорила миссис Циммерманн, не отрывая уха от земли. – Уж я-то узнаю шум, с которым вода течет по кирпичному тоннелю. Он пустой внутри.