Майкл

Рафаэль ждет меня у входа в уборную. Когда он видит меня, его губы кривятся в злобной ухмылке.

— Не смей ничего говорить, — предупреждаю я его.

Рафаэль игнорирует мою угрозу, усмехаясь, и переводит взгляд на закрытую дверь позади меня.

— По крайней мере, она красивая.

— Осторожнее, брат, — передразниваю я его снисходительный тон. — Я могу начать думать, что тебе нравятся рыжие.

Рафаэль толкает меня в плечо, когда мы идем по коридору. — Этот мужчина впервые за несколько месяцев занимается сексом, и вдруг у него появляются шутки.

Я оглядываюсь через плечо, прежде чем мы поворачиваем за угол, надеясь увидеть Роуз. Разочарование, которое накатывает на меня, когда коридор остается пустым, мне незнакомо. Эта сильная потребность владеть ею и обладать ею застает меня врасплох. С самого первого момента, как я ее увидел, я хотел ее. Никогда я не мог себе представить, что в итоге поцелую ее, не говоря уже о невероятном сексе в уборной сегодня вечером. Но черт. Девушка — ходячее искушение на высоких каблуках, заставляющее меня выбросить все мои правила в окно.

Так долго другое желание поглощало мой гнев. Жгучая потребность охотиться, уничтожать и хоронить моих врагов только из-за потребности чувствовать что-то, что угодно, кроме бесконечного темного страдания.

Но, находясь с Роуз, я не чувствовал всей вины и гнева моего прошлого. Когда она смотрела на меня, она видела мужчину за всем этим, за всей болью. И вместо того, чтобы убежать от огня, горящего в моих глазах, она попросила сгореть в нем. Ее голос каким-то образом успокоил демонов в моем разуме и разбудил давно забытую часть меня, похороненную глубоко внутри.

Я могу больше не знать, что такое моя жизнь, но теперь я знаю одно наверняка. Одной ночи с Роуз будет недостаточно.

— Вот вы двое! — восклицает Доминик, когда мы проходим через стальную дверь под главным этажом клуба. — Мы так хотели начать.

— Майкл был занят тем, что развлекался с той симпатичной рыжей девчонкой, ради которой он нас бросил, — сообщает Рафаэль всему залу.

Я бросаю на него многозначительный взгляд, чтобы он заткнулся, но уже слишком поздно. Доминик и Энцо набрасываются друг на друга, как две голодные собаки на кость.

— Рыжая, говоришь? — Энцо шевелит своей светлой бровью. — Мне нравятся рыжие. Хочешь поделиться позже?

— Это та самая, которую я видел, как ты трахаешь языком на танцполе, прежде чем исчезнуть в туалете для персонала? — поддразнивает Доминик. — Ты не мог хотя бы отвести ее в свой кабинет? Туалет кажется таким унизительным.

Говорит парень, который пользуется тем же туалетом, что и его логовом неравенства. Я рычу: — Отъебитесь все, — это только заставляет троих смеяться еще сильнее.

— Ну, с днем рождения, ребята. Надеюсь, вам понравится ваш подарок, — говорит Доминик, придя в себя.

— Я привел его, придурок.

Я перевожу взгляд на Энцо, моего самого старого друга и, безусловно, второго брата для меня. Он отталкивает Доминика в сторону, лезет в большую черную сумку на столе и достает оттуда набор ножей.

— Доминик пытается украсть все лавры… как обычно.

Отец Энцо — итальянец, но он унаследовал от своей светлокожей и голубоглазой матери-шведки. Татуировки покрывают почти каждый дюйм его тела, а узор в виде завитков, выбритый по бокам головы, соответствует им. То, что осталось от его светлых волос, завязано сзади в высокий пучок. Он похож на викинга прямо из учебников истории, и этот человек тоже дерется как один из них. Эксперт в рукопашном бою, Энцо сражается с жестокостью и звериной жестокостью. Этот человек — сила, с которой немногие осмеливаются сразиться, если только у них нет желания умереть.

Доминик пожимает плечами, даже не пытаясь отрицать слова Энцо.

Сердитый крик прерывает нашу болтовню, и я смотрю на наше настоящее. Молодой азиат с подстриженными черными волосами привязан к стулу. Я хватаю спинку другого стула, разворачиваю его и оседлав его назад, падая перед нашим гостем.

— Ну, ну, ну, — протягиваю я. — Кто у нас тут?

Мужчина бьется о стальные кабельные стяжки, которые надежно удерживают его на стуле. Он наклоняется вперед и кричит что-то, чего я не могу понять из-за кляпа, который сейчас заткнут в его роте.

— Извини. Что это было? — дразню я, указывая на ухо, как будто мне трудно его услышать. — Не мог бы ты повторить это для меня?

Мужчина падает обратно на стул, фыркнув, и замолкает. Он смотрит на меня с кинжалами, что я нахожу только скучным и даже не представляющим никакой угрозы, учитывая его нынешнее положение.

Я уделяю немного времени изучению его избитого и покрытого синяками тела. Его кожа блестит от пота в флуоресцентном свете, из-за чего его и без того бледный цвет лица кажется болезненным. На лбу кровоточит ужасная рана, а также несколько других мелких порезов и ссадин на его обнаженной груди и ногах. Мои люди хорошенько его избили.

— Запомни эту мысль, приятель, — я несколько раз шлепаю мужчину по щеке, как будто мы старые друзья, ведущие приятную беседу. — Я скоро вернусь к тебе.

Он отстраняется от меня, но больше не издает ни звука. Ухмыльнувшись, я встаю и поворачиваюсь обратно к столу.

— Его поймали на площадке башни в центре города? Что он там делал? — я беру пару ножей и рассматриваю их при свете комнаты.

— Он нам не сказал, — отвечает Энцо. — Мужчины нашли его на парковке.

Эта информация заставляет меня остановиться и поднять взгляд. — На парковке?

— Да.

— У него что-нибудь было при себе?

Энцо качает головой. — Ничего. Ни телефона. Ни ключей от машины. Даже кошелька нет.

Новейшее высотное здание класса люкс в центре Майами находится всего в нескольких месяцах от завершения. Это последнее начинание в расширяющемся бизнес-портфеле нашей семьи, но для меня это нечто большее. Видя, что пентхаус на верхнем этаже станет моим будущим домом, Триады, разнюхивающие строительную площадку, меня очень беспокоят.

Но мы не единственные, кто имеет дело с Триадами. Ирландцы и русские также сообщали о проблемах, что нехорошо для бизнеса. Но каждый раз, когда мы приближаемся к тому, чтобы поймать одну, они ускользают от нас.

Во что, черт возьми, играют Триады? Чего они добиваются? Их атаки кажутся случайными и беспричинными. Я никогда не был поклонником неизвестности, и это оставляет меня в беспокойстве. Я устал оставаться в темноте и хочу ответов.

По моему опыту, пытки — это больше ментальная манипуляция, чем физическая боль. Правильные слова могут поставить человека