Поистине удивительно, что Сэмюэля знают в «Кларидже»!Неужели там уже свыклись с его внешним видом? В последний раз, когда онивстречались, рыжие волосы Сэмюэля беспорядочно висели спутанными прядями, аусеянное пигментными пятнами лицо было настолько изрезано глубокими морщинами,что глаза практически скрывались в их складках и лишь изредка вспыхивалиподобно осколкам янтаря, отражая внешний свет. В те дни Сэмюэль, одетый вкакие-то лохмотья, с заткнутым за пояс пистолетом, походил на самого настоящегоразбойника, и окружающие в панике шарахались от него.

– Я не могу здесь оставаться, – жаловалсяСэмюэль. – Все боятся меня. Ты только погляди на них! Нынешние люди ещеболее трусливы, чем те, что жили в прежние времена.

И что же? В «Кларидже» перестали его бояться? Или теперькостюмы для него шьют на Сэвил-роу,[6] а грязные ботинки неизношены до дыр? А быть может, он отказался от привычки повсюду таскать с собойпистолет?

Машина остановилась, и Эшу пришлось сделать немалое усилие,чтобы открыть дверь. Шофер бросился на помощь, но ветер буквально сбивал его сног.

Стремительно летящие к земле белые хлопья были потрясающечистыми и красивыми. Эш вышел из машины, разминая затекшие ноги, и поднялладонь к лицу, чтобы защитить глаза от влажных снежинок.

– На самом деле все не так уж плохо, сэр, – сказалДжейкоб. – Мы сможем выбраться отсюда примерно через час. А вам, сэр,позвольте заметить, лучше без промедления подняться на борт.

– Да. Благодарю вас, Джейкоб. – Эш остановился.Темное пальто мгновенно превратилось в белое. Чувствуя, как снег тает наволосах, Эш полез в карман и нащупал там игрушку маленькую лошадку-качалку.

– Это для вашего сына, Джейкоб, – сказалон. – Я ему обещал.

– Мистер Эш, как вы можете помнить о подобных вещах втакую ночь?

– Вздор, Джейкоб. Уверен, ваш сынишка не забыл о моемобещании.

Сама по себе игрушка ровным счетом ничего не стоила – так,мелкая поделка из дерева. Ему хотелось сейчас подарить что-нибудь бесконечноболее интересное и ценное. Надо записать для памяти: «Хороший подарок для сынаДжейкоба».

Эш быстро шел широким шагом, и водитель никак не могприноровиться, чтобы идти с ним в ногу. Впрочем, какая разница – хозяин таквысок, что зонт над ним держать невозможно. Это был не более чем жест уважения:сопровождать его, держа наготове зонт. Надо сказать, что желания имвоспользоваться у Эша до сих пор не возникало.

Он поднялся на борт и вошел в небольшой теплый и уютныйсалон реактивного самолета, летать на котором всегда боялся.

– У меня есть записи вашей любимой музыки, мистер Эш.

Он знал эту молодую женщину. Как же ее зовут? Одна из лучшихночных секретарей, она сопровождала его в последнем путешествии в Бразилию и действительностоила того, чтобы запомнить ее имя. Как неловко! Оно должно бы вертеться унего на языке…

– Иви, если не ошибаюсь? – слегка наморщив лоб,спросил он с улыбкой, словно заранее извиняясь за ошибку.

– Нет, сэр, Лесли, – мгновенно прощая его, отозваласьженщина.

Будь она куклой, то непременно сделанной из бисквита, с чутьподкрашенными нежно-розовыми щечками и губками и с маленькими, но темными,глубоко посаженными глазами.

Застенчиво глядя на Эша, Лесли застыла в ожидании.

Как только он занял специально для него изготовленноегромадное кожаное кресло, она вложила ему в руку отпечатанную программу.Бетховен, Брамс, Шостакович… Любимые композиторы. Был там и недавно заказанныйим Реквием Верди. Нет, он не станет слушать эту музыку сейчас. Стоитпогрузиться в мрачные аккорды и печальные голоса – воспоминания пропадут.

Стараясь не обращать внимания на зимний пейзаж за стекломиллюминатора, Эш оперся зонтиком о подголовник кресла и мысленно приказал себеспать, хотя отлично понимал, что заснуть не сможет, а будет снова и сновавспоминать Сэмюэля и размышлять над тем, что от него услышал, до тех пор покаони не встретятся вновь. Он явственно ощутит запах, витавший в ОбителиТаламаски; перед его внутренним взором возникнут лица ученых, всем своимобликом больше похожих на монахов, и рука человека, сжимающая в пальцах птичьеперо и старательно выводящая им крупные буквы с затейливыми завитками: «Аноним.Легенды затерянной земли. О Стонхендже».

– Предпочитаете полную тишину, сэр? – спросилаЛесли.

– Нет. Пожалуй, Шостакович… Пятая симфония. Оназаставляет меня плакать, но пусть это вас не беспокоит. Знаете ли, я голоден и,пожалуй, не отказался бы от сыра и молока.

– Да, сэр, мы все подготовили…

Лесли принялась перечислять разнообразные сорта сыра,которые специально для него заказывали во Франции, Италии и бог знает где еще.

Он молча кивал, соглашаясь, ожидая, когда из динамиковэлектронной акустической системы хлынет музыка – божественно пронзительная,всепоглощающая, она вытеснит из головы все мысли о снеге снаружи, о том, чтовскоре самолет окажется над громадным океаном, о том, что впереди ждут берегаАнглии, зеленая долина, Доннелейт…

И глубокая печаль…

В первые дни Роуан ни с кем не разговаривала и большую частьвремени проводила на воздухе, под дубом, сидя на белом плетеном стуле и положивноги на подушку, а иногда просто поудобнее расположившись на траве. Онасмотрела куда-то вверх, словно провожая взглядом вереницу облаков, хотя насамом деле небо было ясным и лишь изредка в необъятной голубизне то тут, то тамвозникали маленькие белые барашки.

Время от времени она переводила взгляд на стену, или нацветы, или на тисы, но ни разу не опустила его вниз, на землю.

Возможно, она забыла о двойной могиле, находившейся прямопод ногами и практически скрытой густой травой, которая по весне буйноразрасталась в Луизиане благодаря обилию дождей и солнца.

По словам Майкла, аппетит у Роуан восстановился неполностью. Пока ей удавалось осилить приблизительно от четверти до половиныпорции, однако голодной она не выглядела, хотя бледность все еще заливала щеки,а руки по-прежнему дрожали.

Ее навещали все члены семьи. Родственники приходилигруппами, по нескольку человек, и останавливались в отдалении, у края лужайки,словно опасаясь приблизиться и каким-то образом причинить Роуан боль. Онипроизносили слова приветствия, справлялись о ее здоровье, уверяли, что выглядитона прекрасно (и в этом не грешили против истины)… По прошествии некотороговремени, так и не дождавшись ответа, посетители удалялись.