– «Добро, творимое ”Единством”, искупит грехи человечества и к концу света дарует всем спасение», – цитирую я. – Вы правда верите в это?

Она наклоняется вперед.

– Став членом Проекта, ты примешь свое искупление. Примешь Льва как Божьего искупителя и с ним будешь спасена. Духовное перерождение позволит тебе принимать участие в дарении искупления другим. Если каждый примет дар искупителя и будет помогать нам сделать этот мир лучше, то что, как не это, приведет к спасению наших душ?

– Вы всегда верили в Бога?

– Да.

– А если бы не верили? Что бы делали тогда? Как насчет тех людей, которые хотят творить добро, но которым недостает веры? Вы не задумывались, что, возможно, спасли бы мир быстрее, если бы не приплетали Бога?

– По-твоему, чтобы кому-то стало удобнее, Лев должен предать свою веру, отказаться от своей сути и Божьего предназначения? Ты ведь осознаешь, что в любом другом контексте просить кого-то об отрицании основополагающей части его личности довольно странно? К тому же мы потеряли бы доверие к нам как к организации, не будь мы абсолютно честны во всех аспектах своей миссии.

– Тогда почему вы ни подтверждаете, ни отрицаете то, что Лев Уоррен видит будущее и воскресил девушку?

О Льве Уоррене ходят слухи. Я нашла их на страницах «Реддита»[6] в комментариях, а еще между строк различных статей. Большинство людей склонны считать Льва хорошим человеком, а просочившееся в Сеть аудио с проповеди 2014 года, на которой он предсказал итоги президентских выборов 2016 года, вообще заставило призадуматься: и правда, уж не святой ли он? Первыми словами проповеди были: «Мне пришло откровение», а дальнейшие проследили путь до нашего жалкого настоящего. Они всплывают каждый раз, как под управлением Трампа случается что-то новое и ужасное. А случается оно теперь каждый день.

«Лев предупредил нас».

Фраза, что он воскрешает мертвых, должно быть, когда-то была гиперболой, но с каждым годом все чаще и чаще передается шепотом между верующими и потенциальными верующими. «Единство» отказывается как-то комментировать эти слухи, окружая Проект ореолом чего-то более значимого. Слухи и так работают на него как реклама.

– Мы никак не отвечаем на подобные слухи и спекуляции, – говорит Дана, – поскольку подобные разговоры отвлекут нас от нашей работы. Откуда ты впервые узнала о Проекте, Глория?

– Из статьи в журнале «Вайс». Вас посчитали возможным культом.

– Верно. – Она делает глоток кофе.

– И?

– И… – Дана ставит стаканчик на стол и начинает медленно крутитьть его в руках. – «Единство» никогда не просило меня о том, чего я не готова была дать сама. Никогда не просило о том, чего не имело права просить. Меня никогда не просили давать ложные показания и не использовали в качестве политической пешки. Меня никогда не подвергали опасности и не запугивали. И при желании я всегда могу оставить Проект. – Она ненадолго замолкает. – Об армии я того же сказать не могу.

Ее взгляд скользит по моему шраму, и я внутренне подбираюсь, готовясь к «я тебя понимаю», но Дана не произносит этих слов. Она словно пытается увидеть, что этот шрам скрывает. Слишком многое. Я смотрю в сторону.

– Твой тон знаком мне, – замечает женщина, – не раз такой слышала.

– Какой же он?

– Скептический. Пренебрежительный.

– Вы считаете себя божьими избранниками.

– Я и есть избранница Бога.

– Пока платите за свое членство.

– Вообще-то, от членства это не зависит, – отвечает Дана. Похоже, она довольна промелькнувшим на моем лице замешательством. – Видишь ли, это как раз то, чего большинство людей не понимают, Глория. Мы все – избранники Бога. Он провозгласил это своим самопожертвованием. Со временем мы потеряли способность чувствовать свое призвание. Божественный дар Льва заключается в том, что он видит наше предназначение и открывает нам самим на него глаза. Сегодня ты тоже можешь прозреть. Можешь принять дар Льва, а можешь от него отказаться. Это твой выбор и всегда им будет. Если же ты судишь нас за наш выбор?.. Дело твое. Мы перед тобой ни в чем не виноваты. – Она оценивающе оглядывает меня. – Ты еще так юна… Старшеклассница?

– Мне девятнадцать. Бросила школу. Но аттестат получила.

– А-а-а! – Дана понимающе кивает.

– Что?

– У нас есть члены, которые отказались от традиционного пути. Их всех объединяют схожие… черты. – Дана поясняет сказанное, опережая мой вопрос: – Неприятие к групповой работе. Недоверие к системе. Желание бороться с ней. Это определенный тип людей. Ты не общественница, но при этом хочешь оказывать влияние на людей, и именно эта часть тебя задает вопрос: что случится, если ты сегодня сядешь на этот поезд?

Из колонок раздается резкий треск помех.

– Внимание, пассажиры! Поезд сорок один из Мореля до Беллвуда, с остановками в Пикскилле, Кротон-Хармоне и Оссининге, прибудет через пять минут.

Пять минут.

Мне представляются возможные варианты катастрофы, к которой может привести эта поездка. Несложно принять то, что она закончится для меня ощущением беспомощной ярости и я по возвращении разобью в своей квартире все, что только можно разбить. Я и не такое переживала. Сложно принять другое: что маленькая сломленная девочка внутри меня бьется в выстроенные мной и разделившие нас с сестрой стены. Поскольку, несмотря ни на что, она по-прежнему жаждет тепла и любви.

На платформе уже много людей, их омывает золотистый свет прекрасного октябрьского утра.

Джереми Льюис уже не может им насладиться.

– В прошлом месяце здесь прыгнул на рельсы парень, – говорю я.

– Зачем?

– Он прыгнул под поезд. Погиб. – Я поворачиваюсь к Дане. Она вежливо округляет глаза – так делают, когда услышали что-то плохое и точно знают, как на это нужно реагировать. – Вы не слышали?

– Нет, – лжет Дана, глядя мне прямо в глаза, – не слышала.

* * *

Силуэт потрепанного ветрами сарая высится на фоне облачного неба.

Восемь лет назад семья Гарреттов отдала Льву Уоррену в пользование свою землю в обмен на бесплатную рабочую силу. В этом самом сарае он собрал свой небольшой кружок последователей и попросил принять участие в работе, которую называл в то время Божьей волей. Теперь перед строением стоит огромный белый шатер, и я смотрю на людей, направляющихся к нему по лабиринту из припаркованных в грязи автомобилей. Происходящее напоминает сборище религиозных фанатиков, в воздухе отчетливо пахнет извращенной, глупой верой.

Моя сестра тоже здесь.

Была здесь.

Приходится протолкнуть душу через эту реальность, чтобы в ней могло существовать мое тело. Я потеряла кучу времени, тщетно пытаясь увидеть происходящее глазами Би, понять его сердцем сестры. Не вышло. Я вижу все так, как оно есть: вогнанные в землю грязные края шатра; болезненный запах отчаяния в воздухе; коровье дерьмо; рыскающих в толпе членов Проекта, выискивающих самых слабых для своей паствы. Би была слабой. Я – нет.