— Возможно, меня зовут не Шутер, — вроде бы забавляясь,ответил он. — Возможно, это просто псевдоним.

— Понимаю. Как же ваше настоящее имя?

— Я ведь не сказал, что это не мое имя; я сказал «возможно».В любом случае к нашему делу это не относится. — Он говорил безмятежно и,казалось, больше интересовался облаком, медленно плывущим по бездонномуголубому небу к сияющему на западе солнцу.

— Ладно, но мне все-таки хотелось бы знать, когда вынаписали этот рассказ. Это имеет к нашему делу прямое отношение.

— Я написал его семь лет назад, — ответил Шутер, все ещеизучая облако, сейчас оно чуть коснулось солнца, и его край позолотился. — В1982 году.

Попал, подумал Морт. Старый коварный ублюдок, он все-такишагнул прямо в капкан. Он все-таки взял рассказ из сборника. И поскольку«Каждый бросает по монете» вышел в 1983 году, он решил, что может назвать любуюдату до этого года. Тебе следует внимательнее следить за выходными данными вкнигах, старина.

Он ждал ощущения триумфа, но его не было. Только чувстволегкости. Теперь можно без всяких проблем послать этого умника ко всем чертям.Но тут в Морте заговорило любопытство — вечное проклятие писательской братии.Почему, к примеру, именно этот рассказ, который так не похож на все остальныеего произведения и совершенно не типичен для него? И вообще, если уж этотпарень решил обвинить его в плагиате, то почему выбрал такую неприметную вещь?С тем же успехом он мог бы переписать какой-нибудь бестселлер, например.«Мальчика учителя музыки». Это по крайней мере было бы эффектно, а так всевыглядит какой-то нелепой шуткой.

Видимо, решил, что переписать целый роман не так-то просто,подумал Морт и спросил:

— Почему вы так долго ждали? Я хочу сказать, что моя книгарассказов была издана в 1983 году, и с тех пор прошло уже шесть лет Скоро будетсемь.

— Потому что я не знал. — Шутер отвел глаза от облака ипосмотрел на Морта все с тем же приводящим в замешательство выражением легкогопрезрения. — Вы небось уверены, что вся Америка, а может, и весь мир только ичитает то, что вы пишете.

— Ну уж об этом мне лучше знать, — сухо парировал Морт.

— Но это вовсе не так, — пропуская слова Морга мимо ушей,самоуверенно продолжил Шутер, по-прежнему невероятно спокойно. — Ничегоподобного. Я не видел этого рассказа до середины июня. Этого июня.

Морт вспомнил поговорку: «А знаешь ли, мальчик Джонни, что ятебе скажу? Ни разу я не видел свою жену в постели с другим мужиком до серединымая!» Интересно, как отреагирует Шутер, если услышит сейчас нечто подобное?

Рейни взглянул ему в лицо и решил не делать этого.Безмятежность сгорала в его выгоревших глазах, как в жаркий день испаряется захолмами туман. Теперь Шутер был похож на священника, готового огнем и мечомобращать свою паству; и в первый раз Морт Рейни по-настоящему испугался этогочеловека. И все-таки в нем пылал гнев. Он снова подумал о том же, о чемразмышлял в конце своей первой стычки с «Джоном Шутером»: страшно ему или нет.Будь он проклят, если собирается стоять здесь и слушать, как этот человекобвиняет его в воровстве, — особенно теперь, когда сам же и подтвердил ложностьэтого обвинения.

— Позвольте-ка, я расскажу немного о вас, — сказал Морт. —Такие парни, как вы, очень разборчивы в своем чтении, и то чтиво, которое пишуя, вас, естественно, не устраивает. Вам по душе парни вроде Марселя Пруста иТомаса Харди, верно? По вечерам, подоив корову, вы разжигаете керосиновуюлампу, ставите ее на стол, который непременно покрыт красно-белой клетчатойскатертью, и позволяете себе немного расслабиться, почитывая «Тесе» или «Впоисках утраченного времени». Может быть, по выходным на вас накатывает страхчего-то неведомого, вы ходите нечесаным по дому и листаете какого-нибудьЭрскина Колдуэлла или Энни Диллард. Наверняка это кто-нибудь из ваших друзейрассказал вам о том, как я переписал вашу честно написанную сказку. Не так лиразвивалась эта история, мистер Шутер.., или как вас там?

Морт едва не сорвался на крик, поразившись тому, сколько жев нем скопилось ярости. Впрочем, удивление его было не слишком сильным.

— Нет. У меня нет никаких друзей. — Шутер говорил сухимтоном человека, просто констатирующего факт. — Ни друзей, ни семьи, ни жены. Уменя небольшой домик примерно в двадцати милях к югу от Перкинсбурга, и мойкухонный стол действительно накрыт клетчатой скатертью, как вы только чтозаметили. Но у нас в городе электрический свет А керосиновой лампой я пользуюсьтолько во время грозы, когда случаются аварии на линии.

— Рад за вас. Шутер не обратил внимания на сарказм Морга.

— Я получил этот дом от своего отца и вложил в него немногоденег, которые достались мне от бабушки. У меня действительно есть молочноестадо, около двадцати голов, в этом вы тоже были правы, а по вечерам я пишурассказы. Полагаю, у вас стоит какой-нибудь модный компьютер с большим экраном,а я работаю на старой пишущей машинке.

Он замолчал, и в течение нескольких секунд оба они слушалишорох листьев, потревоженных легким ветерком.

— О том, что ваш рассказ как две капли воды похож на мой, яузнал сам. Дело в том, что я решил продать свою ферму. Решил, что если будетнемного денег, то смогу работать днем, когда у меня свежая голова, а не толькос наступлением темноты. Один торговый агент из Перкинсбурга устроил мне встречус парнем из Джексона, у которого есть несколько молочных ферм в Миссисипи. Я нелюблю делать за один раз больше десяти или пятнадцати миль — начинает болетьголова, особенно если надо ехать через большие города» потому что там надорогах сплошные придурки, — поэтому я поехал на автобусе. И уже собиралсясесть в него, но вспомнил, что ничего не купил почитать. Я ненавижу длинныепереезды на автобусе, если мне нечего читать.

Морт поймал себя на том, что невольно даже кивнул. Потомучто он тоже ненавидел переезды — на автобусе, поезде, самолете или машине, —если не было при нем какого-то более серьезного чтения, чем ежедневная газета.

— В Перкинсбурге нет автобусной остановки — «Грейхаунд»минут пять стоит на центральной площади и выезжает на шоссе. Я уже поднималсяпо ступенькам этого «хаунда», когда сообразил, что сажусь с пустыми руками, ипопросил водителя подождать меня. Но тот сказал, что будь он проклят, еслистанет ждать, мол, он и так опаздывает и тронется с места ровно через триминуты по его карманным часам. Если я поеду, он будет очень рад, а если нет, тосмогу поцеловать его задницу, когда мы снова встретимся.

А ведь он рассказывает как писатель, подумал Морт. Будь япроклят, если это не так. Он попытался выкинуть эти мысли из головы — зачем емудумать об этом? — но сделать это было не так-то легко.

— Тогда я побежал в ближайший магазинчик. Там были какие-токниги, выставленные на старомодных проволочных стендах, которые крутятся во всестороны, — таких же, какие стоят в магазинчике здесь вверх по дороге.