В Штаты. Сначала в Нью-Йорк, потом в Хьюстон… Короче, загоняли меня начальнички, как Сивку-Бурку… Отдохнуть бы надо… о-о-ой! — Протяжно зевнув, улетавшийся бедняжка обнял руль и, уронив голову на руки, еле разлепил сонный глаз. — А давай поедем отдыхать вместе? Ты куда хочешь? В Италию, в Испанию, на юг Франции?.. Хотя там летом жутко жарко. Может, лучше двинем к северу? В Норвегию или… в эту… в Голланди… класс… пляж… песок… кабак… супер… серв… — Бессвязное бормотание перешло в откровенное посапывание.

Ситуация принимала довольно комичный оборот: сгорающая от страсти девчонка примчалась на свидание к сексуальному мужчине, а он того и гляди заснет!

Невольный смех разбудил знатока европейских курортов.

— Что ты смеешься?

— А где гарантия, что вы не уснете?.. Как сейчас.

Секунды хватило, чтобы недоумение в его глазах сменилось лукавыми искорками и он весело расхохотался:

— Да, что-то я действительно чересчур упахался за последнее время!

Букет в целлофане зашелестел, захрустел. Лилии было жалко, и их швырнули назад. Забыв про свой самолет, деловой человек медленно заскользил горячими, сухими губами по лицу, шее, волосам… моей сероглазой девочки, маленькой воображалы, обманщицы… а твоего банкира я вызову на дуэль и урою… Ревнивец отстранился, увидел полузакрытые в блаженстве глаза и, уверенно просунув жаркие руки под куртку и свитер, с сумасшедшей силой прижал к себе изогнувшуюся навстречу ему Татьяну, от которой в принципе можно спятить!

Если кто-то и целовал ее так страстно, так нежно, так долго и с таким упоением, то только мужчина в серо-голубых снах.

— Уходи… прошу тебя, уходи быстрей…

Сознание вернулось лишь на другой стороне переулка. В десяти шагах от бабушкиных пенатов и в двух шагах от длинной, во всю глубину старинного дома, арочной подворотни.

В пустынном садике мокла под дождем зеленая беседка. Давным-давно, раскаленным июльским или августовским днем, когда ветер в проходном дворе подгонял летучий песок, а желтеньким анютиным глазкам на глиняной клумбе страшно хотелось пить, в этой беседке, на скамеечке справа, сидела бабушка Нина и устало улыбалась своей маленькой внучке, дорвавшейся до качелей. Качели взлетали все выше и выше, и голубой сарафанчик надувался парусом.

Кроме мобильника в пакете лежали духи J’adore и кожаная коробочка с золотым колечком с бриллиантиками. И что со всем этим делать?.. Ладно, пора идти.

У дождя есть отличная привычка — когда-нибудь заканчиваться. Прямо над бабушкиным домом кусочек неба расчистился, заалел. Однако старинный дом почему-то хмурился… Что это? Три окна на третьем этаже зияли черной пустотой.

— Откуда такие классные лилии? Вау! — Швыркова засунула нос в протянутый букет и нанюхалась до полного блаженства. — Я из всех цветов их как бы больше всех люблю! До ужаса!

— Вот и поставь их к себе в комнату. У меня от этих лилий жутко разболелась голова. Боюсь, не усну. — Аллегорически последние слова были истинной правдой.

— А кто подарил? С кем встречалась?

— После расскажу, очень замерзла. Пойду залезу под горячий душ, иначе умру от переохлаждения.

Под душем «серое вещество» очистилось от лишней информации и быстро выработало легенду: складную, правдоподобную и, что самое главное, не проверяемую ни при каких обстоятельствах.

Вместо того чтобы заниматься философией, Анжелка дежурила под дверью ванной.

— Так кто цветы подарил? Он симпатичный? Высокий? Сколько лет?

После подобных вопросиков щеки порозовели, кажется, значительно интенсивнее, чем положено на выходе из-под горячих струй. Срочно требовался еще один тайм-аут.

— Если б ты знала, как у меня раскалывается голова! Будь добра, Анжелочка, сделай, пожалуйста, крепкого чайку.

Крошка едва не обварилась кипятком, дрожащей от любопытства рукой разливая чай по кружкам. Любовные истории Швыркова тоже обожает до ужаса. Вечно сидит у телика с вытаращенными глазами, когда показывают всякие гламурные небылицы в лицах про великую, до гроба, пиаровскую любовь ее кумиров.

— Ну давай же, рассказывай!

— Итак, сижу занимаюсь. Вдруг звонок. Беру трубку — а это мой двоюродный брат Илюша приехал из Нью-Йорка.

Надо было видеть разочарование, написанное на вытянувшейся рожице! Несчастная крошка так обиженно поджала губы, что не компенсировать ее душевные затраты, пожалуй, было бы бесчеловечно.

— Ты не представляешь, Анжел, какой Илюша классный! Вылитый Ди Каприо, особенно глаза. Стильный, галантный. Пригласил меня в клуб. В «Тормоз». Пришел с букетом, подарил мобильник.

Ни дикаприевские «улетные» глаза, ни прикольный «Тормоз», где крошка вместе со своей Кристиной из Нижневартовска тусовалась почти каждую ночь, пока не появился Сережка, не произвели ожидаемого впечатления: насупившаяся Анжелка, по-видимому, не простившая Илюше того, что он оказался всего лишь братом, с присвистом отхлебнула зеленого чая и скривилась:

— Мог бы из Америки и побольше привезти.

— С какой стати? Думаю, он не очень богатый человек.

— Да ладно! Они там все богатые! Только жадные очень. Не как у нас. У дураков. Вон, отец целый вагон тащит, когда в Уфу ездиет. К своим родственникам! — Абсолютно непоследовательная, Анжелка презрительно фыркнула и скорчила идиотскую рожу — изобразила всех ненавистных родственников сразу. — Больно добренький! У самого дети, а он племянникам компьютеры раздаривает!

Своими спонтанными, резкими отступлениями от темы Швыркова умела удивительно сбить с толку. Новые сведения об «отце» мгновенно вытеснили из «больной» головы все сочиненное про Илюшу. Чтобы не выдать своей крайней заинтересованности, снова не покраснеть и не запутаться с цветом Илюшиных глаз, необходимо было тоже круто сменить тему.

— Анжел, как ты считаешь, если на всех окнах коммунальной квартиры нет занавесок и не горит свет, что сие может означать?

— Что за квартира? Где?

Страшно заинтригованная неожиданным вопросом, Анжелка сильно разочаровалась, когда услышала отнюдь не детективную и не любовную историю о старинной квартире в стиле русский модерн, тем не менее задумалась и со свойственной ей житейской сообразительностью выдала массу вариантов: от «выстирали занавески и как бы спать легли» до «как бы уехали».

— Куда уехали?

— Я почем знаю? Может, отдыхать, может, ваще. А тебе не все равно?

— Нет, не все равно. Если бабушкины бывшие соседи уехали оттуда насовсем, то я вряд ли когда-нибудь увижу эту квартиру, а мне очень хотелось бы ее увидеть.

Кривая улыбочка «ненормальная, что ли?» требовала отмщения — дабы крошка не забывалась.

— Эта квартира — история моей семьи и вообще история. Кстати, я давно собиралась тебя спросить: ты с какой целью подалась на исторический?

— А на какой еще? По русскому у меня вечно ошибок дополна. Алгебру со всякой там геометрией и химией я в принципе как бы не перевариваю. Только история и остается. Прочел, рассказал — и привет!.. А ваще, какая по жизни разница? Лишь бы диплом был. После устроюсь на