не входила дальнейшая вражда с Пруссией. В столицы Европы были посланы гонцы с заверениями, что новая императрица желает жить в мире со всеми иностранными державами. В ее письме к русскому послу в Берлине говорилось: «Принимая во внимание недавно заключенный мир с Его Величеством, королем Пруссии, мы повелеваем вам передать Его Величеству о наших торжественных намерениях сохранять его до тех пор, пока Его Величество не вынудит нас нарушить его». Ее единственным условием было немедленное возвращение российских солдат из зоны военных действий. Они не должны были воевать ни против Пруссии, ни против Австрии; им просто надлежало вернуться домой. Уже через четыре дня после приема, на который Гольтц не явился, он вернулся ко двору и играл в карты с Екатериной.

Сталкиваясь с массой проблем, Екатерина временами ощущала себя маленькой и ничтожной перед масштабом стоявших перед ней задач. Французский посол слышал, как она сказала не с гордостью, а с сожалением: «Моя империя так широка и безгранична». Екатерина начала свое правление, не имея опыта в управлении империей или большим бюрократическим аппаратом, но с желанием научиться и готовностью усваивать новую информацию. Когда ей было предложено следовать заведенным при Елизавете и Петре III порядкам, согласно которым обременительная задача читать все дипломатические депеши и министерские отчеты не возлагалась на правителя, и ему представляли лишь краткий отчет об их содержании, Екатерина отказалась. Она хотела знать все проблемы, с которыми сталкивалась Россия, и располагать максимально полными сведениями для принятия решений. «Каждое утро мне будут приносить полный отчет», – заявила она.

Такую же решительность Екатерина проявила и в отношении Сената. Со времен Петра Великого Сенат контролировал законы империи, удостоверяясь, что изданные правителем указы исполняются. Сенат не имел полномочия издавать законы, поэтому его роль сводилась к административной роли на основе существующих законов, независимо от того, насколько они были бесполезными или устаревшими. После переворота Екатерина стала тесно общаться с этим учреждением, именно благодаря Сенату первые изданные ею указы коснулись пребывания русских войск за границей, именно заботам Сената она доверила своего сына Павла, когда поскакала во главе гвардии в Петергоф. Взойдя на трон, Екатерина перенесла заседания Сената в Летний дворец, чтобы ей легче было посещать их. На четвертый день императрица была представлена на заседании Сената, которое началось с отчета о том, что казна – пуста, а цены на зерно поднялись в два раза. Екатерина заявила, что императорское содержание, которое составляло одну тринадцатую часть от национального дохода, может использовать правительство. «Я принадлежу народу», – сказала она, имея в виду, что все, чем она владела, принадлежало стране. В будущем, продолжала она, не будет различия между национальными и личными интересами. Чтобы решить проблему с запасами зерна, она приказала запретить его экспорт; в течение двух месяцев цены опустились. Она упразднила многие частные монополии, которые находились в руках у знатных дворянских семей, как например, у Шуваловых, которые контролировали и имели доход от любых продаж соли и табака в России.

Во время этих заседаний она поняла, сколь невежественны были члены Сената во многих областях. Однажды утром, когда сенаторы обсуждали отдаленную часть империи, стало очевидно, что никто из них не имел даже представления, где находится эта территория. Екатерина предложила посмотреть на карту. Карты не оказалось. Без промедления она вызвала посыльного, достала из своего кошелька пять рублей и послала его в Академию наук, которая печатала атласы России. Когда посыльный вернулся, территория была найдена и императрица подарила атлас Сенату. Надеясь улучшить его работу, она написала 6 июня 1763 года сенаторам как учреждению: «Я не могу сказать, что у вас отсутствует патриотическая забота о моем благополучии, а также о благополучии всей страны. Однако с прискорбием вынуждена заметить, что дела не продвигаются к своему логическому концу так успешно, как мне того хотелось бы». Причина этой задержки, сказала она, заключалась в существовании «разногласий и вражды, ведущих к формированию партий, которые искали лишь повода причинить друг другу вред; и к поведению, недостойному разумных, уважаемых людей, желающих творить благие дела».

Ее агентом в Сенате стал генерал-прокурор – этот пост был учрежден Петром Великим, как связующее звено между правителем и Сенатом – «око государево», как называл его сам Петр – чтобы осуществлять надзор над Сенатом. В особую обязанность этого чиновника входила организация повестки дня Сената, а также контроль над ее исполнением. Он лично отчитывался перед монархом, а также получал и передавал его или ее указания. Только что назначенный Екатериной новый генерал-прокурор получил ее подробные наставления:

«В Сенате вы встретите две партии <…> Обе партии стараться будут ныне вас уловить в свою сторону. В одной партии вы найдете честных людей, но ограниченных умом. В другой, думаю, – людей с более обширными планами и скрытных <…> Сенат был организован для того, чтобы исполнять законы, которые ему предписаны. Однако часто сам издает законы, раздает звания, чины, деньги и земли, другими словами… почти все. Сенат вышел единожды из своих границ и ныне с трудом привыкает к порядку, в котором ему надлежит быть».

Более важным, чем эти наставления относительно поведения в Сенате, стало послание Екатерины Вяземскому, новому генеральному прокурору, в котором она говорила о том, какие отношения хотела бы установить с ним лично:

«Вы должны знать, с кем будете иметь дело <…> Вам надлежит понять, что я не имею иных забот, кроме благоденствия и славы родины, и я не желаю ничего, кроме счастья моих подданных <…> Я люблю правду, и вы можете говорить мне любую правду без страха и спорить со мной безо всяких опасений, если это послужит во благо. Я слышала, что все считают вас человеком честным <…> Я надеюсь убедить вас, что людей, обладающих подобными качествами, хорошо принимают при дворе. И я могу добавить, что не потребую от вас лести, а лишь честного поведения и твердости в делах».

Вяземский оправдал ожидания Екатерины и служил «оком государыни» в течение двадцати восьми лет до отставки в 1792 году.

В течение нескольких дней после восхождения на трон Екатерина призвала к себе двух самых опытных государственных деятелей: Никиту Панина и Алексея Бестужева. Каждый из них поддержал ее в критическое время, но никогда прежде они не работали вместе. Когда Бестужева вернули из ссылки и восстановили его титулы и владения, он ожидал, что его восстановят на месте главного министра империи. Ему было уже за семьдесят, годы унижения и изоляции подточили его здоровье, и у Екатерины не было намерений поднимать его до звания канцлера.

Никита Панин стал главной политической фигурой в новом правительстве. Сочетая острый ум с обширным европейским опытом,