отмечен флажками на вешках. Время от времени нам приходилось перепрыгивать через трещины или спускаться по крутому склону, соблюдая крайнюю осторожность.

Подъем к первому лагерю шел круто вверх и занимал 5 часов упорной, напряженной работы. Пемба решил, что Сильви тоже будет акклиматизироваться на К2 с нами, хотя она пришла сюда, чтобы подняться на Броуд-Пик. Меня не вполне устраивала такая ситуация, но мы оба понимали, что не хватит ресурсов разделить команду так рано. Я тренировала Сильви всякий раз, когда могла, особенно на участке после лагеря японцев, где склон становился круче. Я предложила придерживаться такого темпа, двигаться в котором будет комфортно для всех.

– Давайте будем использоваться технику ходьбы с остановкой, – сказала я. – Пять шагов, отдых, еще пять шагов, снова отдых. Следите за концентрацией. Если мысли станут уплывать в сторону, начнете замедляться.

Мы дошли до первого лагеря и двинулись ко второму. Ветер завыл с новой яростью, мы пригибали головы, стараясь противостоять его напору, и упорно приспосабливались к погоде, то добавляя, по мере необходимости, то снимая слои теплой одежды, пока не добрались до Дымохода.

Пемба принял решение поставить палатки нашего второго лагеря ниже Дымохода, хотя другие команды делали это выше. Завывание шквалистого ветра над образованием казалось почти невыносимым, это было совсем непохоже на то, что я видела в прошлые сезоны. Ниже Дымохода было немногим лучше. Мы чувствовали, как вздрагивают палатки, словно они изо всех сил цеплялись за гору, пока альпинисты внутри них – по двое или трое на палатку – читали свои любимые молитвы и мантры. Утром все были готовы без разговоров спуститься в базовый лагерь.

Когда наступает ненастье, настроение у всех падает. Превратившиеся в громадные треугольники горы, как косматые сторожевые псы, рано или поздно зашевелятся, стряхнут лишний снег и снова успокоятся. Люди нервничают, прислушиваясь к очередному отдаленному – или не очень – гулу и шипению. Каждая лавина порождает два в равной мере страшных обстоятельства: 1) экспедиция окончена или 2) экспедиция продолжится. Иногда трудно понять, о чем лучше молиться. Каждая метеосводка, так или иначе, пророчит гибель. Как раз в такое время физически слабые члены команды обычно заболевают. Стресс разрушает иммунную систему организма и высасывает энергию. Когда кто-то решает вернуться домой, за разочарованием часто скрывается вздох облегчения. Люди просто хотят избавиться от страданий.

Труднее бороться со слабостью сердца, которое принимается нашептывать голове тысячу превосходных причин прекратить экспедицию – день рождения ребенка, стареющие родители, что-то, чем непременно надо заняться в социальной или деловой сфере, – все это, по мере того, как идут недели, заставляет постоянно переоценивать уменьшающиеся шансы успешного восхождения на вершину. Некоторые особо целенаправленные и мужественные альпинисты в такой момент утверждают, что прекращают экспедицию в силу «ответственного решения». И мне нравится, что мужчину, который выходит из игры, объясняя, что просто обязан быть дома на утреннике балетной школы малышки Мэдисон, восхваляют, называя лучшим в мире отцом, но женщину, которая «бросает» своих детей, чтобы подняться на гору, считают беспринципнее одичавшей кошки.

Все, что дремлет в глубине души, на большой высоте выступает наружу, и зачастую многое из этого связано со страхом. Страх – охота на ведьм, которая происходит у нас в голове, осуждающий голос, который утверждает, что ты не имеешь права, ты не заслуживаешь, ты недостаточно хорош, чтобы все сложилось именно так, как нужно. Альпинистам непременно нужно справляться как с физическими, так и с душевными трудностями. Я видела подобное каждый год. Страх заразен, но я не позволю ему заставить этих альпинистов уступить. Полезнее было отвлекать команду фильмами и играми, а не давать их мыслям уплывать в сторону.

Пора снова подниматься на гору. Снег стал глубже, скалы были скользкими, а ветер таким же свирепым, как и раньше. Я беспокоилась о двух альпинистах, у которых на то, чтобы добраться до лагеря, ушло больше времени, чем обычно. К тому моменту, как мы дошли до второго лагеря, один альпинист уже повернул назад. Я начинала кашлять и молила Бога, чтобы только это не оказалось инфекцией в носоглотке или легких. Весь следующий день я провела в спальнике, читала и заставила себя выпить почти 5 литров воды. Дава Гьялдже Шерпа, который поднялся с нами и был со мной в одной палатке, предложил мне тигровый бальзам и спросил:

– Что вы думаете насчет завтра?

– Давай встанем в шесть и поднимемся в Дымоход. Затем можем направиться в третий лагерь и посмотреть, много ли там снега, – ответила я. – Пемба и Фазаль хотят пойти в третий лагерь и проверить, на месте ли перильные веревки после всех лавин.

Утром мы с Давой Гьялдже поднялись в верхний второй лагерь и увидели там тот же самый продуваемый ветрами город-призрак, который я видела раньше: искореженные каркасы палаток, обрывки ярко-желтой ткани, местами придавленные упавшими камнями, хлопающие на ветру. Мы продолжали подниматься, медленно и осторожно, прошли половину расстояния до третьего лагеря и только потом решили повернуть назад. К тому времени, как мы добрались до нижнего второго лагеря, Пемба передал по рации, что они с Фазалем достигли третьего. Они собирались заночевать там и посмотреть, не наладится ли погода. После двух ночевок во втором лагере мы с Давой Гьялдже решили спуститься в базовый лагерь. Уже темнело, а это самое неподходящее время для того, чтобы преодолевать лабиринт ледопада, но я слышала, с каким хрипом воздух, плотный и колючий, на вдохе и выдохе проходил через мои легкие. Все, чего мне хотелось – добраться до своей палатки.

– Видишь впереди свет? – спросила я Даву Гьялдже.

Когда я устаю, зрение подводит меня, так что я вполне могла принять за свет отблеск луны с неба.

– Думаю, да, – он помахал рукой и крикнул: – Эй!

Если кто-то и ответил нам, звук унес ветер, но, когда свет налобника закачался ближе, я рассмотрела, что это один из помощников повара вышел нам навстречу с колой и печеньем. Я едва смогла хрипло проговорить слова благодарности. Руки внезапно так ослабели, что я не смогла удержать кружку. В тот вечер я пропустила ужин. Начала пить курс антибиотиков, и только потом заснула прямо в носках.

На следующее утро исполнила ненавистный мне альпинистский ритуал, сунув голову под полотенце над миской с горячей водой и ментоловым маслом. Хитрость при проведении ингаляции состоит в том, чтобы назначить надежного человека следить за временем, причем желательно выбирать того, кто еще не возненавидел вас. Эту процедуру часто проводят в палатке-столовой, и это отвратительно, потому что, можете мне поверить, стоит только одному кашляющему альпинисту засесть там, и можно