схватил меня за руку, яростно мигая, но не издавал ни звука, пока доктор проводил процедуру. Я предложила ему анбесол, пероральный обезболивающий препарат, и попросила:

– Скажите ему, что рот нужно содержать в чистоте. Ему все равно нужно будет как можно скорее обратиться к дантисту.

В глазах молодого человека застыло отражение мучений долгих месяцев, которые он провел на леднике, но он улыбнулся и благодарно кивнул.

На следующий день, когда выдалась на удивление теплая погода, я совершила типичную для новичка ошибку, надев рубашку с короткими рукавами без солн-цезащитного крема. Ну и получился у меня хороший такой крестьянский загар, четкий и сухой, который постепенно сходил, словно бледная змеиная кожа. Местность была более холмистой, чем я представляла, это было напоминание о том, что ледник живет своей жизнью и постоянно меняется, оставаясь при этом самим собой. Изрезанные бороздами и полосами горы вокруг него вели древнее повествование об истории его развития из века в век. Эта часть пути была похожа на музей льда: нам попадались забавные «грибовидные скалы» – валуны, будто подвешенные в воздухе, но на самом деле опирающиеся на тонкие острия льда – и чрезвычайно большие ледяные «плавники», возвышающиеся в полном одиночестве, словно какой-то смотритель горы выставил их на всеобщее обозрение.

Мы добрались до Конкордии на отметке 4550 м, Тронного зала Горных Богов, где сливаются ледники Балторо и Годвин-Остена. Впервые в этом сезоне мы увидели К2. Мне нравилось наблюдать за теми из нашей команды, кто еще никогда не видел гору вблизи. Облака реактивного потока образовывали на вершине постоянно движущуюся корону. Вокруг нас возвышались пики, похожие на величественные органные трубы или пирамиды. Воздух был прозрачным и морозным, небо – кобальтово-синим.

Через 10 дней после прибытия в Исламабад мы обо-гнули ледник Годвин-Остена и увидели вдали лагерь Рассела Брайса. Я, наверное, никогда не узнаю, как ему удается успеть разбить лагерь раньше других. Его команда собиралась подниматься по маршруту Чезена66, а наша – по ребру Абруццкого, выйти на которое можно было чуть дальше по леднику. Мы с Пембой прошли мимо лагеря, выкрикивая приветствия, и присмотрели место для нашего Базового лагеря примерно там же, где и в прошлом году. Наш дом на ближайший месяц состоял из большой палатки-кухни с соединенной с ней складской палаткой, палатки связи и около двух дюжин спальных. У нас также были две душевые палатки с ведрами и ковшиками, туалет «по-маленькому» и две палатки-туалета «по-большому».

Я установила свою спальную палатку: посередине в ней лежал односпальный матрас, с одной стороны была аккуратно разложена по типам одежда, а с другой стоял мини-шведский стол с перекусами, лекарствами и туалетными мелочами. В углу я поставила маленькое складное кресло-«бабочку», и получилось идеальное местечко, чтобы читать или писать. Снаружи расположились две большие солнечные батареи из снаряжения прошлогодней экспедиции, и они были бы куда полезнее, если бы не постоянная облачность. На растяжках внутри палатки я развесила шарфы-хадаки и миниатюрные молитвенные флаги.

27 июня стал замечательным днем для проведения пуджи. Мы развернули флаги стран нашей международной команды, «Женщин ООН» и Красного Креста, а также флаг «Дорога в Париж» для борьбы с изменением климата (его вручила мне Джесси Смит, дочь самой Патти Смит из Мичигана). Стоя под яркими флагами на фоне ясного неба, лама попросил у богов разрешить нам подняться на гору и заранее попросил прощения за то, что мы оставим там свои следы. После того как церемония была завершена, а на наши лица нанесли тсампу, у нас был официальный день отдыха, но после обеда мы начали планировать первый раунд акклиматизационных походов. Все подъемы и спуски планировались отдельно для каждого альпиниста, потому что некоторые уже прошли предварительно акклиматизацию на Нанга-Парбате. На следующий день, выходя из лагеря, я, как было принято, задержалась у алтаря нашей пуджи, возложила на него рис и подожгла ветки можжевельника ради удачи и благополучного возвращения.

К настоящему времени мы уже были опытными альпинистами, так что правила акклиматизации были хорошо всем знакомы. Поднимайся повыше, устраивайся на ночлег пониже. Два шага вперед, один назад. Четыре недели мы ходили вверх – вниз, вверх – вниз, разбивали лагеря и переносили припасы, стимулируя образование эритроцитов и адаптацию легких. В промежутках я следила за погодой, связывалась с нашим базовым лагерем и ОС, читала одну книгу за другой, консультировалась с другими командами, время от времени устраивала игры и киносеансы и поглощала невероятное количество чая. Стирала в ведре и перепробовала сотню хитроумных способов заставить белье высохнуть в холодную, пасмурную погоду. В разреженном воздухе базовый лагерь под сенью непреклонной горы был для нас целым миром, и мы суетились там, снуя туда – сюда. Члены нашей команды ходили в гости в другие лагеря, а члены других команд приходили к нам.

Одним из таких гостей стал Фредрик Стрэнг, шведский альпинист, который находился на К2 в 2008 году, когда погибли одиннадцать человек. Фильм «Вершина» основан на реальных событиях, и я, познакомившись с Фредриком, стала расспрашивать его о трагедии, но на глаза его навернулись слезы, и он не мог продолжать. Я видела, как сильно травмировало его случившееся, и все же он снова был тут, полный решимости достичь вершины. Но ему нужна была веревка.

– Я могу заплатить, – сказал он, – или могу перенести ваше снаряжение. Как скажете.

– Нет, платить не надо, – ответила я. – Здесь много альпинистов-одиночек. Если мы начнем предлагать друг другу деньги, особенно в разных валютах, все запутается. Я не буду знать, как мне распределять средства.

– Вы не согласитесь отнести веревки в верхний лагерь? – спросил Пемба.

– Конечно, – сказал Фредрик.

Это обычное дело для команд, которые договариваются о сотрудничестве. Мы были самым многочисленным отрядом, планирующим восхождение по ребру Абруццкого, поэтому в конечном итоге альпинисты-индивидуалы, естественно, использовали провешенные нами веревки. По правилам этикета им следовало предложить что-то сделать для нас взамен. Предлагали не все, но мексиканские альпинисты Бадия Бонилья и Маурицио Лопес также сотрудничали.

Мы ежедневно оценивали вероятность схода лавин и толщину снежного покрова, проверяя прогнозы по ветру. С учетом регулярно выпадающего белого снега и мерцающих огоньков, ночами лагерь напоминал Рождество, только в июне. Мы следили за состоянием льда, ведь ледник из года в год смещается в течение сезона, иногда его субстрат бывает твердым и сухим, как цемент, иногда влажным и скользким, и поверхность от движения слоев трескается и смещается. Пересекать замерзший ледник непросто. Прямо перед передовым базовым лагерем был мини-ледопад, это было просто хранилище кошек, а не место, где команды действительно задерживались больше одного раза. Проход через столбы ледопада был