Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единый мой голос
Услышав свой голосЯ заговорил, подстрекаемыйНеувязкой, и записалВсе остальное поэзией.Книги читая, дуэтамиИз ниоткуда заговорили, мол;Пусть говорят. Привычные взглядыПозади оставляют деревья.Пришел из нейтральной я точкиВ пространстве, вдали от чужихВнутренностей голов, скажи-ка могу ли явидеть, как чистый лист затмеваетТот розоватый рассвет по сю сторонуГенетического кода. Сомнение,Имя твое – несомненность. ГенерацииЗаписей восхода солнцаВообрази свет, пока страницаНе станет белой, я предскажуНастоящее, слушая как будущееУвядает в стиранье слогов.1981 Владимир ФещенкоКитай
Мы живем в третьем от солнца мире. Номер три. Никто не указывает нам, как жить.Люди, учившие нас считать, – сама доброта.Всегда пора уходить.Если идет дождь, у вас либо есть зонт, либо нет.Ветер срывает шляпу.Восходит и солнце.Лучше бы звезды не толковали о нас между собой; лучше бы мы сами делали это.Бежать поперек своей тени.Сестра, указывающая на небо хотя бы раз в десять лет, – хорошая сестра.Пейзаж моторизирован.Поезд несет вас туда куда едет.Мосты посреди воды.Народ плетется по обширным просторам бетона, прямо в самолет.Не забудьте, как на вас будут смотреться шмотки, когда запропаститесь.Куртки в витрине висят на крючках; на месте голов – вопросительный знак.Даже слова, парящие в воздухе, отбрасывают синие тени.Когда вкусно – едим.Листья падают. Указать на вещи.Выйти на верные вещи.Эй, прикинь! Что? Я выучился говорить. Здорово.Чья голова не завершена, расплакался.Падая, что могла сделать кукла? Ничего.Спать.Тебе идут шорты. И флаг тоже неплохо смотрится.Все любовались взрывами.Время вставать.Но лучше бы и привыкать ко снам.1981 Владимир ФещенкоКраткое содержание
Так как все языки изолируются и отапливаютсякаждый из них особым частным способомобнажения в проеме словесного окнас теснящимися напротив него лицамигородскими деревьями и личными ритуалами гигиеныотмывая тело от всяких денежных транзакцийДетали машины выключают свои слова и затихаютв описании, адресованном органам чувствобъедками из телевизора, которые никому не придет в голову съестьдаже в самом процессе глотания.Вот эти «сами процессы» должны мыобратить своим вниманием к плоскости экрана, прямо сейчас!Эта ведь самая плоскостьк которой надо пришпилитьпроекцию очеловеченного тела в оболочкесилами, разумеется, вне нашего контроля.Но не в переключателях вина, все случилось задолго до них.Скалистые выступы, лавровые пары, священные обморокипозднее – на самих написанных картинках, задолго до алфавитовв наскальной живописи в глазах ученыхон прикован к ней менторским изгибомзадницы двумя классами ниже, чей обладательедва способен на речь, на множество, стоит там и ждет Платонакоторому Сократ скажет это все лишь риторика.Но, как известно от Аристотеля, Платону неведомы замыслыон только дает приказы, стыдливо погружаясь в материальность означающего в то время как рябь на воде, которую он принимает за свое мышление в своей округлости, накатывает на него призраком в форме похабных шуток про его квадратных телят на бесславных пирах. На самом деле выглядит он немного как тот самый стол, который служит ему часто примером.А потом пришли римляне, а с ними впервые мы видим небоискусственное создание нехватки смыслараспростершееся над пролетариатом видимым экономическим эфиром.Смотри, но плати.Все еще видны следыпутей, где жили онии все еще понятен язык ихсостоявший целиком из грязных шуточек про деньги.Нетрудно стереть весь этот биологический шлакпарой распоряженийприоткрыв под ним голую открытку с нестареющим обветренным мраморомпозирующим для архивов истории.1986 Владимир ФещенкоСкажем так
Вот страничка отбиваетсяпо лицу «вещей».Внутри меня – книжечка без особого цвета, страницы тасуются в такт дыхания, точка движется, вырваныи я читаю эти вырезки желанияне скажем постоянново сне, движимый экономикой обрывов, гранок, комиксов, взрывных устройств, узорами напоминающих взрослых, читающих знакиненароком, быстро-быстрои на этом ветру, заквашенный солнцемили я просто читаю этоназад, внутри ресторана, где подают частямипод номерами, намекамиа и ты и я проводят жизнь своюпытаясь прочесть счетав одиночестве и темнотебольшая широкая улица, устланная языковым клеемВот страничка отписывается.Приятно прожёвывать, разбиратьсязакрыть чертову книгусидеть на песке с приемникомни бикини, ни загара, ни телапоединок мечтылибо ты в нем, либо вне его, без компромиссаи вот слово становится сексуальным, мозаичным, с язычками, выкрикивающими поговори на мне, сплющи меня, залюби меня в одну сладострастную груду шума, ты, великая моя огромная отсутствующая половинка, эй ты тама оконченное слово – альбом бывших усладоглашая один последний неизъяснимый нюанс около стоячих водтолкующих свои толкичьим существительным ты являешьсяодним единственными модель ломается, оставляялишь мерзкий пейзажик, что тыи группа, конечнодругой, убиенный город разбомбленные фермымолчаливов больших теплых зданияхзапах значит деньгиа классиков оседлалиа страничка отбиваетсяО, разбери меня синтаксически, говорит сын так называемому отсутствующему отцув ветровке у берега озера в Кливлендешестьдесят градусов и удочкаи этот ветерок или я снова читаю воду1986 Владимир ФещенкоБрюс Эндрюс (1948)
Указатель
1. Вы любите публику? Конечно, любим. И показываем это, уходя от нее в сторону. 2. Звук, ритм, имя, образ, сон, жест, картина, действие, молчание: все это по отдельности и вместе может служить «ключами». 3. Язык есть дом, в котором мы живем. 4. Слова здесь для того, чтобы массировать. 5. Различать ту «старую» музыку, о которой говоришь, что имеет дело с концепциями и их сообщением, и этой музыкой новой, которая – про восприятие и то, как она его в нас вызывает. 6. К каждой строке отсчитать бит. 7. К чему имитировать речь?.. НЕНАВИЖУ РЕЧЬ. 8. Каждое слово – синтаксис, чувственный объект – нечто большее, чем описания, механизмы, эмоциональный журнализм: звук, текстура, вес, мишени, ритмы, вид, присутствие. 9. Слова как чувственные объекты и/или слова как знаки. 10. Объект есть то, чем он становится под возбуждением наличной ситуации. 11. Я смотрю на это как на событие, а не как на описательный пример. 12. Уменьшая содержание произведения (т. е. уровень информации извне), увеличиваешь возможности порождать модели. 13. Стихотворение – не вывеска, указывающая на содержание, лишь чтобы привлечь внимание; наоборот – это форма, наполненная разумом и чувством. 14. Содержание = когда слова повязаны друг другом и отвлекают внимание от самих себя и направлены на внешний мир с обыкновенными значениями. 15. слова: не знаки ‘о’ чем-то прежде всего, а энергия во времени 16. Должна была быть самостоятельность, производная от самого факта, что слова суть тоже вещи. 17. О поэтах-сюрреалистах и имажистах: Язык – главным образом, дело знаков/символов, по их мнению, без учета звуков, морфем, других уровней материальности (а часто производят впечатление полной неосведомленности или невосприимчивости к таковым). Первое, что приходит на ум: из‐за этой глухоты и невежественности читатель теряет чувствительность к этим бесхозным зонам, отчуждаясь от «самого события слов» перед нами, и это отчуждение кажется мне в сущности чем-то негативным, особенно если оно делает из слов иллюзию просвечиваемости, что якобы никакой реальности-в-себе у них нет, а только, по сути, возможность быть окном в другой мир без каких-либо случаев существенных и абсолютно значительных искажений. 18. Террористическая функция форм (и институций от этих форм производных) состоит в поддержании иллюзий прозрачности и действительности и в сокрытии тех форм, которые действительность поддерживают. 19. ЗНАК: Говоря грубо: нечто, что направляет поведение по отношению к чему-то,