угроза для первого номера,риск, на который второйпошел… Увидел другое свое я,казалось,или только сказалось, он номер одинон номер два без конца… Дырачтоб стоять на краю, глядя внизнезаведшийся двигатель должности,миг, сколько было его, все что нибыло…Но коль оба, то ни то, ни то не он. «Времяязык» – сказал он, имея в виду «Времязакон». Боль толчками в ноге убедра, он и он образцовый он…Языквремени свиток что он развернули писал. Будь мы клюваты читали би, в книге ветром открытой, писалон, крылаты были б, лишены… Онион читали в один голос, крестов цепь,гдекаждый херит другого… Выглянул издома кивков, в лица смотрел. Видели бскрытое за фасадом лица, писал…Увиделиз раньше, начала жизни, в начальнойжизни глаза глядели вне зримого…Что вне лежало, взгляд намекал,что позади, край взгляда скоропришел… Вне себя были б мы, онписал,ряд крестов. Исступленные, мы бузрели себя извне… Лица куда быон и он ни смотрел, приглашали, душанекая нагота, он и он думал… Ончто писал скорей комитет, чем он,я ия крестов у него и его. Язык времени грубковер, полукисть, полупапирус… Водасочилась под дверь… Он и он сидели боко бок боря дом кивков. Грядущее ужпочти пригребло… Загадка забора кольнетбыл бы козырь когда бы не ничто… НичтоТемне менееблизкоКнига кусая себя за хвост сталадиском. Сучила звучие коему он и онсвидетельством были. Грядущее междосок застряв лежало… Доскиполавыдраны или расшатаны, где он ион сидели выглядывая из домакивков… Он и он ничего не зналикроме несхожести, краденой роскоши,чтоосталась, когда б не все пропало.Антифонный разворот ко рвущемус корнем,пролегомены, эпилог и прологкакпролог,так иКнига, зазвучав, превратилась вдиск, концерт Наморатунга-свинтетав зале Дома Кивков, у он и онглаза уставлены в небо… Лобпромытзвездами… Мясистость щек истертаметеорным щебнем… Лицо хочет статьтем что была душа… У него и егоглаза камни вылезшие изорбит,веки захлопнуты шквальным ветром,космическаякислота,дрейф2008 Дмитрий Манин

Назавтра после Дня мертвых

– «му», часть 48 –«Покуда живем» – мы всетвердили. Языки, глотки,нёба сухие, как костьскелетов, которыми станеммы…Маски ужаса, что мы носилибольше для вида, чем вида,реальней, чем мы признаем…Больше знать не желая,чтó есть душа, радывидетьтень, знать наощупь…Рады, что солнце в спину,идем вслед за тенью,рады тело иметь, заслонятьсвет…Вечернее солнце зажигало лист,блестело в стекле без оглядки,готово развоплотиться,казалось…Скоро тени лишимся, думали,говорили, чтоб не застало врасплохнегаданно. С серым, мы думали,утромпокончено, реквиемом стольнежным, что забыли, по ком он,зубамизасахаривающимися мыулыбались* * *Назавтра после Дня мертвых впалив отчаянье. Мрак, где накануневидели свет, кости которымив итоге станем… Под вечерсчетбудет другой, но день-то едваначат,камень с часовой башни павший,радужное надгробье, мгновенныйотпор… Душа, осознали и, осознав,сказали –печать незримая. Никто не хотелзнатьчтó есть душа… Назавтра после Днямертвых оглохли, ослепли к тому,что давеча, говорили, трогалонас,тайный край обреченного света… Яотпало, мы разом ушло, слыша лишьпоминальную медь, медных басовворкование. Я отпало, небыстро,плыло,помянуто мельком в согласиис ветром, назавтра после Дня мертвыхв день такой же, как накануне днямертвых… «Что удивляться» – шепталоя, отпадая, зная, что никто неуслышит,дажея* * *На нас были мантии поверхсвитеров на локтях протертых.Руками на стол, мы грызлиложки…Шевеля губами под блюз, мычалиабстрактную истину, да ели. Кто-тосказал: шведский стол для мертвыхна следующее утро. Пирдляголодных, сказал еще кто-то… Чтомы тут делаем, все спрашивалэкзегет, упрямый, незваный,угрюмый…Локтями работая, как крыльями, мывсе ели, глаза закатывали,всезагребали в себя… Назавтра последня мертвых мы были ими. Мыели неистощимо, ели чего не былотам,мертвые уж не умирая от жажды,похмельные, нос воротилиоттого, чтобыло–Оно было мной, мы были им, косным,что сахарный пот что мы пили былона вкус. И все ж, языки нашивкусане ощущали, потягивали мы ине морщились… Ели кексымы,ели суп из ногтей, новый видгаспачо, никто не хотел сказать,чтó есть душа… Из костяшек пальцевсуфле мы ели, хрящи ели, глазавы –нимали из мух вспять летевшихвроде икры, и никто не хотелсказатьчтó естьдуша2011 Дмитрий Манин

Боб Перельман (1947)

Из книги «Шрифт Брайля» (1975)

ДУША

Душа достаточно мила, чтобы есть мороженое, смотреть секс по телевизору, болеть за Кливленд Индианс, а также, чтобы пугать себя, интерпретируя фосфорические следы на сетчатке глаза как пальцы своих давних погибших врагов. Душа населяет углерод, не фосфор? Она втиснута в вещество во время зарождения? И потом тело, выросшее, признает нечеловеческое, неорганическое? Кажется ли оно наполненным душами? Может быть душа приложена к телу только резким щелчком пальцев отца, которые заставляют возрастающее либидо свернуться кольцом, засасывать свой змеиный хвост и производить радуги и другие атрибуты внеземного выживания? Мы найдем ответ достаточно скоро.

Душа признает фактическое эго земли. Океан – резонаторный ящик. Шкала дисциплины – то, что колеблется: восприятие варьируется от солнечного ядра до мягкой фиалки до жужжания старых траекторий в словарном указателе.

Давайте определим наши термины. Душа: накопление жестов. Демон: спрессованное накопление сдержанных жестов. Слова: регистрация единства. Аминь.

ГОРОД ЮНОСТИ

Когда я был миром это тяжело лежит на моем зрении как роса на извилистой бритве травы искривленная человеческая идея о принуждении прилаживающем уступать решительному движению и усложненному если ты сидишь за пианино что звучит без строгости трудного перевода от уха к пальцу палец будет замысловатым наростом куда не заглянет солнце, для высадки являясь метафорическим младенцем это всё воздушное время.

Когда я жил в городе юности у меня было пальто которое весило три тысячи фунтов со многими милыми взглядами говорить мне как спрашивать не знать как делать это за один глоток возможно жгучей интуиции плюс потребности рисунок бусинки в моей голове заголовок прочитать бы отказ от разветвлённого пути пока я не снял то пальто дрожал бросая шесть задач я ты она ты мы они словно отмахнуться от мухи улетающей с твоей столицей тепла старый человек.

Когда к звуку разума я принес эти слова рассеивая их перед собой в точной формулировке бинго! следовательно состояние дрожи и что еще у тебя есть кроме отношения к свету сказал антропоцентрическое солнце поёшь сказал линия песни говоришь эти вещи и смотришь куда они кладут меня получают меня обнаруженные лживые крики бинго большая задача.

ПОЛОЖЕНИЕ

Важные нервы управляют серьезностью. Голос помогает. Непрерывность существует в нервной системе. Как природа?

Как глаз создает комнату? К берегу нервной системы. К лесу.

Где проявляется, сияет алхимия? Свет – полон значения: нету. Та же самая улыбка не означает, что она работает так же легко, ровно, как дух над звуком. В или вне нервной системы. Проговаривать землю, выдергивая, поворачивая, заставляя стоять. Конец.

А1дан ум существующий искуснойпопыткой как раз начинающей физическинепомеченное и надеющеесяи дана скелетная структураперекатываясь и откатываясь от сердцебиенияуносясь от сердцебиенияиграя возвращаясь ждать сердцебиенияя думаю Джим пьет свое сердцебиениевсегда упоминая чье-нибудь багряное сердцебиениеи дан спокойный ум пролистывающийк ясному небесному письмуа также дано консервативноеформирование и реформирование букв«мальчики вы сожжете листья?»на эту искусную вещьнельзя положитьсяМЫ ВИДИМ

В университетах, супермаркетах, в языке, где-нибудь в обществе говорится, мы видим людей неспособных соответствовать человеческим пропорциям, мы видим их обманом вовлеченных в каннибализм комплиментами, мы видим их бредущих по пляжу, не замечающих друг друга, ищущих отпечатки пальцев, но в то же самое время они клинически не способны определить своих дураков в серии простых политических снимков преступников для полицейского архива мы видим