одной половиной, другую – вытесняю

Товары торгуются, продукты забываются. Эта вертикальная система питает тебя – комфортом семантического присутствия, от которого больше нет сил уставать, которого нет сил опасаться. Ты научаешься приключению, забывая, как в амнезии, места, в которых ты был. Эта вертикальность как средство связи грозит стать самим сообщением.

Семантика: как сувениры в туризме.

Центростремительность как вертикальность.

Глубина как готовая рамка.

Контекст как референция.

– Насколько готовы мы уничтожить нашу внимательность к тому, как слова действуют и взаимодействуют, чтобы иметь преимущества описания, обозначения, вместе с фобией к тому, что есть? Центростремительное движение – в навязывании контекстов, пригодных для целей объяснения: это именно то, в «свете» чего подобные действия понятны? Это принуждение обычно амортизируется грамматикой (синтаксис управляет сигнификацией); без принуждения тот или иной язык был бы линией фронта. Не декоративным фасадом, не директивным экраном, а энергией, свободной от бремени.

Грамматика – правила сдерживания; смысл – правила порождения: но эти последние не навязываются как априорный диктат. Напротив, они испускаются из внутренних форм самого языка.

Зыбучие пески грамматики. Держитесь на месте!

Синтаксис: строительные леса вертикальности.

Миф – маска, идеология, побег в техниколор, обет трансценденции смысла. Регулярное чтение стало отвлекающим маневром, продвигающим семантические элексиры, имажистские тоники. Его реклама гласит: нужно какое-то время для чтения; этот временной зазор между словом и референтом манит нас; мы постигаем «интенцию» или «мотивацию» только обходным путем, без полного вовлечения – наслаждаясь временностью приключения. Как прерванный половой акт.

– Но есть и иной путь. Вертикальная ось (нисходящая, словно манящая лестница) не должна структурировать чтение – как не структурирует она и текст. Вот в каком смысле я называю это нереференциально организованным письмом, как разновидностью лингвоцентричного письма. Горизонтальный принцип организации, без настойчивой, навязчивой глубины. Тайны смысла – не в скрытом слое, но в скрытой организации плоскости. Не вполне даже скрытой, а весьма себе явленной.

Смысл порождается не самим знаком, а контекстами, привносимыми потенциальностью языка – без принудительного вертикального лифта, двойственного значка, отпуска. Отодвинуть на задний план влечение к раскопкам, к разъяснениям контекста – такое выдалбливание внутренних глубин, лабиринтоподобных пещер сигнификации не выходит за пределы самих этих полостей.

Только свет, только при ярком дневном свете: контекст приносите с собой. Сияющие поверхности; миф.

– Альтернативой остается «словность», «событизм» – как способ пересоздания языка через распаковку набора его инструментов. Правила порождения смысла не отбирают слова у нас. Мы можем создавать эти правила по ходу, против хода, центробежно, двигаясь к центру, центрируясь, к поверхности, к нулевой степени, к уровню моря. Нас затягивает обратно нехватка принудительного убежища! Семантическая норма – нормоточина (от «червоточина») – одно из таких укрытий.

Знаки, порождаемые по парадигмальному принципу, взаимодействующие (играющие) друг с другом, по траекториям вне мертвого груза контекста.

– Атмосферность: окружение слов может восприниматься с большей легкостью и большим удовольствием, чем железная клетка связности: референциальные связи, образующиеся под поверхностью, вне поля зрения или слуха, а значит самозабвенно, вне телесности и эротического возбуждения.

Различие между «целями обладания» и «целями среды».

Когда железную клетку опускают под воду и открывают для атаки акул, вас заживо съедают внешние силы. Повиновение Авторитету vs. импровизация правил. Если бы только принуждение к значению было ослаблено, отклонение от него было бы таким приятным!

– Первое настоящее присутствие – это осознание отсутствия, неизбежности – вертикального измерения, действующего лишь как эхо, ностальгическая реверберация. Ничто не сгущается в знакомые формы и услаждающие смыслы с внешней стороны – местом сгущения и плотности является внутренняя сущность.

Язык выворачивается для нас на изнанку.

Двусторонняя ткань; костюм-двойка.

Означаемые производят отзвуки, гармонии, обертона, но не принципы устройства текста; а их означающие без излишней скромности заряжают атональщину. Есть внешнее обеспечение, но нет защитного слоя. Есть ноги, но нет корней.

События, но не быстроходные.

Бездонное, негативное пространство.

Разлад миров, россыпь событий и игра бликами на поверхности. Всё, или почти всё – поверхность. Субъект исчез позади слов, лишь с тем чтобы возникнуть впереди или внутри них. Настаивать на настоящем, а не временить со временем.

– Еще более сложная топология, чем могли себе представить виртуозы референции: геометрия резинового листа. Односторонние поверхности. Любые две точки можно соединить, просто начав от одной, и проведя путь до другой без отвлечения внимания и пересечения какой-либо границы или разделительной черты.

Трансференция. Différance[300]. Карнавал шифров.

Фрагментация не искореняет значения, воплощенные в конкретных словах; просто они не располагаются сериями, грамматически, в ряд, как книги на полке. Создается более игривый беспорядок, мёбиусоподобный беспредел. Тексты сами по себе – означаемые, а не просто означающие. ТЕКСТ: никакого герменезиса, кроме собственного, из самого себя.

Гироскопы.

Авто-референция.

Уроборос.

Консуммация здесь конкретна, графична, эротична, физична, феноменальна, приветствие, а не памятный сувенир. Отсутствие, воплощенное в присутствии.

Слова парят над словоупотреблением. Значение – не в употреблении, или не только в употреблении.

Значение – активированная неспособность принуждения к употреблению.

Отлучение от коммуникации, а не апроприация.

Слова – призраки раскаяния.

Референциальность ослабляется, если организовать язык в тексте по иным принципам или осям, в соответствии с признаками, которые открывают нам непрозрачность слов, их физические свойства, отказ мотивироваться схематически по моделям, внешним по отношению к ним. Отвергая свою «указательность» или организацию по какой-либо «системе указаний», они рискуют быть обвиненными в бессмыслице. То есть в самодостаточности события – в затруднении и без того проблемной связи между словами и объектами, которая ошибочно зовется значением. Это не значение. Вот оно, значение. Вот оно.

– Если уж объяснение зависит от контекста, то данное контр-объяснение – это отпор, открывающий широкие возможности: опустошенный шифр, говорящий сразу обо всем наборе правил, которыми мы его можем наполнить. Каждый ассоциативный диапазон, каждый диапазон семантического излучения возникает со все меньшим контролем со стороны игр и задач сигнификации, с меньшим грамматическим давлением. Какая-то карнавальная атмосфера, значит… контроль рабочих… самоорганизация.

Товаризация, с другой стороны, требует четких указательных знаков – Легких жертв в игре.

Языковая работа похожа на создание сообщества, производство мировоззрения силами прежде раздельных, а сейчас слитых воедино Читателя и Писателя. Такое творчество не служит инструментальных целям. Оно имманентно, действует открытым текстом (и открытой песней), двигаясь по поверхности со всеми сложностями будь то хартии, будь то собрания жителей.

Такая общественная вещь.

Глубина есть спираль, вертушка – если брать с ходу, не «стоит на пути». Она – не турникет.

– В фокусе – то, как язык может вписываться помимо референции. Как нечто особое внутри сообщества (а не как его компенсация). Чтение как особое прочтение, приведение в действие, со-производство. Вот они, симультанные со-творцы лингвистического мини-сообщества. Скрипторий.

Контр-коммодификация: варварский, если вообще пригодный в политике, термин, вращающийся вокруг наших схваток с референцией.

Письмо как действие; чтение как действие, а не обычай, соблюдаемый текстом, сидя на месте, скучая, смотря на нас.

Двоичность: текст – стрелочник.

Смазано, быстро-быстро = сцепление

Тексты читают читателя.

– Перемежающиеся текстуальные роли могли бы приблизить нас к перемежению более важных социальных ролей, свойствами которых являются тексты. ЧТЕНИЕ: не глянцевый взгляд потребителя, а чуткое внимание производителя, со-производителя. Это трансформатор (потенциаторы? резисторы?).