в покое, не можешь постичь движение.

XXXIV

I. Лидерство сменяется империей; империя порождаетвысокомерие; высокомерие приближает крах. [37]

Кто это понимает, совершает фатальную ошибку: для них не

существует понимания второго порядка.

XXXV

Тема,какой она может оказаться: спящая, неузнанная –цельная, однана ветру, который не трогает остальных – [18–19]

Письмо предусматривает неизбежное расщепление порядка. В

регулярности строк письмо разъединяет все, что соединяет, всего с

одной оговоркой: одно должно следовать за другим. Сам акт письма

объявляет о начале отрезка времени точно так же, как объявляется

начало любого другого временного отрезка. Но не любой объявленный

отрезок времени может продолжиться на письме. Оно и записывает, и

не записывает день.

XXXVI

(Какой общий язык предстоит распутать? [7]

Горизонт языка разворачивается из комплексности, в которую мы

встроены. Но по чьей воле он таким образом разворачивается? Того, кто

сперва принимает решение выйти из нее, отыскать альтернативу

нашей комплексности в языке. И вот, стоя извне, он пытается

упорядочить эту комплексность, следуя своему решению. Действуя так,

он определяет свойства языка – языка не естественного. Вот, я подаю

тебе один кирпичик – возьми его как слово, как основу для языка из

800 кирпичиков. Ошибка за ошибкой, так создается новый язык из

кирпичиков.

XXXVII

Этикетку, должно быть, покрыли лаком, – рассуждал он, – вон каккрепко приклеена. Один край ему удалось отлепить, несмотряни на что, значит, скоро отлепит и остальные; всё это время онведет приятный и искушенный разговор с обеспокоеннымродителем. [32]

Слово, этикетка которого приклеилась к вещи, – определение

никчемности. Только если удастся ее отлепить, у нас появится шанс

снова вернуть ее на место, однако это приведет лишь

к еще более никчемному и напрасному труду. Получается,

что язык следует понимать как условность.

XXXVIII

Он смещает свой скачок: [38]

Основание, на котором он хочет воздвигнуть свою империю: зыбкое

основание языка, не способного изображать вещь. Язык тем самым

расщепляется, вскрывая созидательно зыбкое основание, неустанно

порождающее провал между одним неопределенным состоянием и

другим. Разрывы в последовательности – неодолимые критические

точки, с самого начала порождающие иллюзию непрерывности.

Он погружен в окружающее его изобилие, одолеваемый, тем не менее,

стремлением порвать с ним и ускользнуть.

‹…›

2005 Анна Глазова, Александр Скидан

Из «Notzeit[308] (По мотивам Ханны Хёх)»

Лишь отдельными бликамидолетаеткакой-то смыслНекомуувидеть егои перестроиться, некому сесть за рульУильям Карлос УильямсIО чем мне стоит подумать в этой комнате наедине? О природе Нулевогочаса – новой жизни. Наш запрос – вступление к этому размышлению.IIПоэт видит себя изолятом, «человеком… физически или духовно изолированнымот других». Вы коллективно изолированы, все – один за другим.Подобное состояние всеобщей отдельности привычно длянас. Вот почему я берусь сейчас написать: начинаем, здесь.IIIНачав утро с Вивальди, я узнаю музыкальную тему, которую Delta Airlinesиспользует на трансатлантических рейсах в CDG, FRA или AMS.По дороге в Уэйн на съезде с Лодж в сторону Форест: бездомный попрошайкабесцельно протягивает руку; стоит нам повернуть, как он падает на обочину.«История приумножается так быстро, что почти каждый день – годовщиначего-то ужасного». Под этим заголовком они находят готовые формулировки…IVЯ представляю изоляцию в нескольких картинках: столкновение синих и серыхточек; экспоненциальный рост графиков; быстрое расширение географии.Графики удвоения смертности каждые два дня, каждые три, или пять,или десять дней – что означают эти абстракции в данном случае?Пока тревога растет вместе с графиком новых случаев, расхождениево взглядах «красных» и «синих» штатов остается на уровне 40 %.Вы – недочеловек в маске и шляпе или знак грядущего социального порядка?Процесс обучения тому, что считать человеком, – это не выдумка.VОни свободно парят над тротуаром, поодиночке, вдвоем иливтроем, на высоте полдюйма. Сквозь деревья сочится свет.Этот час, то, чем он является, повторяя такой же вчерашний изавтрашний час; время адаптируется к повсеместному дефициту ожиданий.Наша работа продолжается в тишине транспортного узла, где-то там,в лице доставляющих и возвращающих посылки наемных работников.Ты хотел написать стихотворение, которое приобрело бы мировое значение,распространилось бы повсеместно и вытекало бы из себя самого.«Там, снаружи» ничего нет; всё по-прежнему «здесь»; течение временитребует нового устройства всего; вещи окоченели в своей неизменности.VI«Прозаическая форма состоит в точности ее предмета – как лучшераскрыть многообразие фаз нашего материала. Поэтическая форма – …»Все еще снится серия X, остаток дневных событий, превращенныйв записанный сон наяву, который не дает мне от него очнуться.За двухдюймовым витражным стеклом эти важные лица утрачиваютсоциальность, напоследок махнув рукой в знак солидарности.Психоаналитик и переводчик умер в Париже, жена философаумерла в Париже, мать своего сына-поэта умерла в Париже.Грамматическая парадигма состояний бытия, все времена некоегоглагола сводятся к единой точке в определении этого события…Это произошло, произойдет, происходит,произошло бы, происходило, будет происходить…VII«Поэт объективного опыта наслаждается примесями, без виныили расчета допуская их в запись твоего существования».Тревога – это смещение вовне, в сторону не-события; тревога – этовоплощенное состояние вне измерений, связанное с конкретным объектом.Теперь тебе наконец-то достался опыт, приобретенный, как мыдумали, в суматохе событий, хотя у них и не было доступа к этому.Тебе наконец-то достался опыт, который, как мы в суматохе подумали,тебе был доступен сначала, хотя их ни к чему и не думали подпускать.Вода закипает мгновенно, в тот момент, когда она решает закипеть, никтоне наблюдает за ней, ничто не может помешать ей продолжать кипеть.Мой сон имеет последствия, поскольку прорывает завесу объективности иоткрывается безымянности, возникшей благодаря другим сопричастным.Это помесь Сан-Франциско с Эдинбургом – гавань и туристическийрайон, где ты прогуливаешься среди прочих, и, когда отлив, видно море.Что насчет мертвенности, с которой люди вцепились в жизнь как в схемузоны ожидания или возможность транслировать видео отдельными эпизодами?VIIIЭто китчевая смесь байопика об историческом лице с низкопробнойдетективной комедией, лишь добавляющей убедительности нашим фантазмам.После 3‐й серии я говорю: «Спокойной ночи, Лу Саломе». Она говорит: «Такты думаешь, я – Лу Саломе?» «Конечно, – говорю я, – ты загадочна».Каждый из графиков, используемых потоковыми медиа,разоблачает, срывает маски, – они идут целыми сериями.На фоне мертвых скоплений вещи заявляют о себе и, погружаясьв оцепенение, исчезают, – должно быть, в этом смысл «Орфея».Что же я потерял среди этих коробок – помеченных, заполненных моимсодержимым, в дальнем конце склада с невзрачными предметами на полках.В другой секции хранится собрание критической теории, в том числеАдорно и Беньямин, а также несколько литературных журналов помоднее.Накатывает отчаяние, и новые условия работы в чрезвычайных условиях,возможно, никогда не позволят вернуть то, что нам принадлежало.Под налетом цивилизации проступают животные в миметических костюмах,ублажающие себя извращениями и страстями гнусного свойства.IXДаже если нас отделяет дистанция… Это возможность писать,излагать мысли на бумаге, выстраивать идеи во благо…Мелкий чиновник, сместивший меня с должности, которая мне нравилась,по приказу сверху, раз уж все нарративы должны регулироваться.По неразумию ты отождествляешь себя с источниками анестезии,что защищают нас, скрывая опасные последствия, что их окружают.Мы лишены не только способности прогнозировать, моделироватьхронологические ряды, нам не под силу даже элементарный контент-анализ.Вот показатели: они искажены и нерепрезентативны; ни контрольных групп,ни размеров выборки; ошибочных результатов тестирования предостаточно.Из-за нехватки данных коэффициент неведения со временем растет;характеристика события расходится с нашими ожиданиями.Так что их горизонты сливаются, как и ожидалось, с Лиссабонскимземлетрясением, испанским гриппом, лесными пожарами в Австралии.«Мое одиночество началось около 1937 года. Друзья уехали, и письмак ним не