class="p1">Король Янош восседает на помосте; голова увенчана короной из ногтей, похожей на изношенные оленьи рога. Мой взгляд обращается к мазкам крови, засохшим в гребнях и бороздках – к мелким деталям, которые я узнала, хотя больше и не задаюсь вопросом, что это. Среди этих ногтей есть и мамины, но её больше нет, как и моей магии.

Борода у короля заплетена почти с любовью, и я не могу себе представить, кто это сделал. Уж точно не Нандор, который так открыто говорил о своей попытке убить меня на глазах у Лойоша и других Охотников. Меня пугает, что Нандора от трона отделяют лишь безвольный подбородок короля Яноша и отупевшие глаза.

Из угла комнаты доносится влажный вздох. Поворачиваю голову и вижу Иршека, скрытого тенями слева от помоста, почти невидимого, пока он не выходит на свет. В ворохе своих коричневых мантий он похож на заспанного, выглядывающего из своей норы зверя, голова которого покачивается на тонкой, как прут, шее. Он моргает, глядя сначала на короля, потом на Гашпара, потом на меня.

– Я видел во дворе медведя, милорд, – говорит он.

– Медведя? – эхом повторяет король.

– Не беспокойтесь о медведе, – говорит Лойош. – Милорд, мы нашли его. Турул у нас.

Он суёт руку в холщовую наплечную сумку и вытаскивает из неё турула. Янтарные перья птицы спутались после долгого путешествия, потеряли весь свой прежний блеск, стали жёсткими и холодными после шести долгих дней смерти. Лойош с поклоном кладёт турула к ногам короля.

У короля Яноша вид голодного, оказавшегося за пиршественным столом. Глаза влюблённого, оказавшегося у постели возлюбленной. Очень осторожно он наклоняется и поднимает турула, поднося к скудному свету свечей.

– Наконец-то, – шепчет он, а потом ещё тише, будто и не ожидая, что кто-нибудь услышит, добавляет: – В Кухале и обратно.

Он использует слово из древнерийарского для обозначения Подземного Мира. Древнерийарский – это язык, который когда-то разделяли южане и северяне, до того, как южное наречие отделилось, словно ветвь, упавшая с могучего дуба. Мы всё ещё знаем язык, или, по крайней мере, несколько пословиц и стихов, но древнерийарский на пути к исчезновению – к тому времени, как Вираг умрёт, он будет почти забыт. Король далеко не так стар, как Вираг, но мне интересно, пела ли ему кормилица на древнерийарском. Лет ему для этого достаточно.

– У вас сегодня будет пир, милорд? – спрашивает Иршек. – Чтобы отпраздновать этот дар.

– Да, – выдыхает король. – Да, великая сила почти снизошла на меня.

Он передаёт турула служанке, которая быстро выбегает с птицей из зала. Пелена, кажется, спала с глаз короля. Его взгляд сейчас яснее и острее, чем когда-либо, когда он поворачивается ко мне.

– Волчица, – говорит он. – Мои Охотники сказали мне, что это ты нашла турула.

Я смотрю на Лойоша, и он отвечает мне мрачным взглядом. Врать бесполезно.

– Да.

– И чтобы добыть турула, ты украла мою видящую и моего сына.

Гашпар открывает рот, чтобы возразить, но я отвечаю первой:

– Да.

Король переводит дыхание, потом поднимается со своего места, сходит с помоста и приближается ко мне. Я смотрю на его руки, ожидая, когда он выкует клинок и приставит к моему горлу. Ожидая, когда он использует свою украденную магию, чтобы убить меня.

– Отец, прошу… – начинает Гашпар.

– Тихо, – прерывает король. – Нет нужды молить за жизнь этой волчицы. Я не собираюсь её прерывать.

Я должна почувствовать облегчение, но могу лишь коротко, горько рассмеяться, вспоминая, как стояла в этом же зале прежде, и над моей головой был занесён королевский меч. Вспоминая, как клинок проржавел и рассыпался в прах в моей руке. Тогда я чувствовала, что меня переполняет сила, и я обезумела от этой силы, ощущая себя свободнее, чем когда-либо могла представить. Та девушка в моей памяти – жалкая дура, потому что не разглядела всех вложенных в ножны кинжалов и не сумела осторожно обойти ямы в полу.

По крайней мере, я покину эту комнату живой. Это всё, чего я желала, когда Охотники забрали меня, – выжить, но где-то на моём пути из Кехси я начала желать большего. Желать нежных объятий отца, желать перо и чернила, которыми могла написать своё имя, и историй, которые не заставляли меня краснеть и извиняться за то, что я осмелилась их рассказать. Желать мужчину, который преклонил передо мной колени с моим именем на устах. Я думаю, что предрешила судьбу турула в тот самый миг, когда начала желать всего этого. Я бы сделала всё возможное, чтобы только это не выпало из моих рук, словно листья.

– Возможно, твоё намерение не было таким изначально. – Голос короля возвращает меня обратно в полуосвещённый зал. – Но ты помогла доставить мне величайший дар. А за твою помощь, сын мой, я вознагражу тебя… место в зале подле меня будет твоим навсегда, и больше никаких поручений Охотника.

Кадык у Гашпара дёргается, когда он сглатывает. Король Янош отходит от меня и обхватывает лицо сына. Гашпар вздрагивает едва заметно. Интересно, вспоминает ли он сейчас, как над ним был занесён раскалённый клинок отца? Интересно, может ли утешить та же рука, что ударила тебя? Конечно же, я жаждала нежности Вираг так же, как ненавидела её жестокость.

Они стоят нос к носу, и Гашпар на несколько дюймов выше короля. Я не вижу в них зеркальных отражений друг друга. Гашпар, должно быть, похож лишь на свою мать.

Спустя долгое мгновение он произносит:

– Спасибо, отец.

Его слова, тихие и почтительные – больше, чем заслуживает король Янош. Старая ожесточённая часть меня хочет отбросить короля на пол и посмотреть, как он будет выглядеть, стоя на коленях, отданный на милость своего сурового сына и двух волчиц. Но у Гашпара нет тяги к мести, а у меня нет моей прежней извращённой злобы. Гашпар стоит неподвижно и молчит, пока ладони отца не соскальзывают с его лица.

– Значит, это всё? – спрашиваю я. – Теперь, когда у тебя есть турул, ты отпустишь видящую и перестанешь забирать волчиц?

Взгляд короля скользит по Котолин, останавливается на мне. Что-то вспыхивает в его глазах, словно кто-то чиркнул спичкой.

– Оставьте нас, – говорит он. – Я буду говорить с Ивике наедине.

– Милорд, – протестует Иршек, но король буравит его взглядом. Лойош выталкивает Котолин из зала, и Гашпар идёт за ними, нахмурив брови в тревоге. Подозреваю, что он будет нервно ждать по ту сторону двери. Лишь когда зал опустел, Янош произносит:

– Я не собирался становиться жестоким королём.

Это почти доводит меня до исступления.

– Нет? Твоё намерение не было таким,