Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Эшли Стивенсон была действительно похожа на вазу. Хоть и худощавая, но там, где нужно… кое-что есть. Это он еще в космосе в который раз подметил. Комбинезон там был достаточно облегающий, даже фантазии много не нужно. Но и сейчас в этом казуальном наряде она привлекала его не меньше.
Геометрия влечения — простая и четкая программа в мозгу, формирующая из углов и овалов идеальное сечение. Она давно найдена и идентифицирована, определены формулы всех веществ, входящих в нее. Установлены локусы всей нейронов.
Всем людям независимо от пола иногда видятся лица в неодушевленных предметах: в листве, окнах домов, штрихах на бумаге. Это эффект парейдолии. Он помогал в первобытных джунглях опознавать врага или союзника.
А гетероориентированному мужчине видятся женские формы даже там, где есть только кусок камня. Это тоже базовая программа, которая очень помогла нейробиологам и мнемотехникам в свое время выполнить картографирование мозга. За ее запись отвечает не один ген, а два десятка. Ее сбои или инвертирование… приводят к известным последствиям. Эта программа прямолинейна, настойчива и полностью игнорирует разум. Завладевает им, подчиняя себе даже более сложные процессы. И уж конечно, она — не социальный конструкт. Как и у форелей, кроликов, крыс или домашних тараканов.
Они говорили обо всем, кроме работы. Про происшествие на орбите, которое командование тщательно засекретило, взяв с них строгую подписку о неразглашении, им обоим хотелось забыть. Как и про то, что творилось на вспыхнувшей социальными пожарами Земле. Пока за окном был мирный город, это худо-бедно удавалось. Голову в песок — эволюционная стратегия не только страуса, но и многих разумных.
Хотя как минимум один из них понимал, что это бегство не может длиться вечно.
Образовалась пауза. Что еще рассказать? Про выставку современного искусства? Или про свои хобби?
Пришла подсказка от Аннабель.
«Расскажите о своих хобби. Тех, которые раскрывают ваш характер».
«Вот спасибо, Энни. Ты нарочно хочешь меня «завалить», как студента неправильными подсказками на экзамене? Что за ерунда! Никакое хобби не раскроет мой характер. Ну ладно. Попробую».
— В детстве у меня была муравьиная ферма. Мне нравилось смотреть за жизнью маленькой цивилизации. Представляешь, они даже хоронят своих мертвецов. И если капнуть на муравья веществом, которое заставит его пахнуть как мертвый… как думаешь, что с ним будет?
— Другие потащат его на муравьиное кладбище, — предположила женщина.
— Ага. С причитаниями и молитвами. А муравьиный священник будет его отпевать, а после прочтет проповедь из муравьиной библии…
— Не святотатствуй. После того как всевышний вытащил нас за шкирку с орбиты, мы не должны его злить.
«Надо же. Я думал, это сделали мы, а оказывается без бога не обошлось».
— Сдаюсь. Ну ладно… если муравей был важный и отличился на войне — его похоронят под артиллерийский салют, — усмехнулся Синохара. — Но вот я видел, как один, после того как я капнул на него из пипетки, пошел к ямке, где была куча высохших трупиков — сам. И залез туда. Никто его не принуждал.
Небольшое преувеличение. Но ему нравилось думать, что это было не совпадение.
— М-м-м. Серьезно? Как интересно. Хотя и жутко.
— Это очень похоже на понимание долга и чести в моей культуре.
— А по-моему, это глупо, — хмыкнула Эшли. — Жизнь одна, и она бесценна. Люди — не муравьи. Мы должны искать свои дороги к счастью и жить в свое удовольствие… не нарушая самых главных заповедей. Ведь именно для счастья Создатель нас спроектировал.
Забавное сочетание. А некоторые заповеди, выходит, нарушать можно?
Еще тогда, на закрытом банкете по случаю их возвращения, Синохара старался выглядеть более молодежно, отойти от своей консервативной внешности. Конечно, обошелся без радикальных цветов и пирсинга, но одежду выбрал самую что ни на есть неофициальную. И если бы правила Корпуса разрешали, даже отрастил бы бороду. За пару дней вполне можно это сделать. Но еще там он почувствовал удивленные взгляды, почувствовал неслышные смешки. Люди видели фальшь, распознавали маску. И значит, не надо было ее надевать.
— Ну что, не можешь поверить, что нам уже так много лет?
«Бакеро! — услышал он в ухе ехидный смешок Энни. — Дурак! Минус 10 баллов тебе. Ну кто же говорит женщине про ее возраст?»
«Хочу и говорю, — мысленно ответил он роботу. — В постгендерном мире можно говорить про возраст кому угодно».
Еще одна такая гадость, и он выключит советчицу. Не на вечер, а на сутки.
— А ты совсем не изменилась.
— Стараюсь. Хоть это мне и трудно дается.
Мимические морщины в уголках глаз появлялись, только когда она хмурилась. Когда улыбалась — не появлялись. Эшли это явно было известно, поэтому она старалась контролировать свои негативные эмоции.
Кожа, волосы — похоже, она хорошо за собой следила и выглядела на десять лет моложе своего возраста. А вот он не то чтобы сдал, но напоминал побитый ветрами бриг, несмотря на внешний лоск, который так старательно утром наводил. Или дерево, растущее в суровом климате. Не старое, но уже видевшее и бури, и снежные бураны.
— И чем ты занимался эти годы? — спросила Эшли.
— Путешествовал. Увидел дальние страны и новых людей. И многих из них убил.
— Ого!
Последняя фраза, которая обычно шокировала нормальных людей, на нее не произвела такого впечатления. Все-таки она была из одной с ним среды.
— Это был своего рода аутсорсинг. Мы числились в резерве Корпуса, но формально подчинялись руководству ЧВК “GlobalSecurityCompany”. Это дочерняя фирма корпорации «Дарквотерс». Это давало большую свободу действий. Частники могут делать многое из того, что непозволительно даже в Корпусе. В общем, я воевал, отдыхал от войны и опять на нее отправлялся.
— Не могу поверить, — наконец, до нее дошло это, — Я всегда думала… ты же просто болел космосом.
— Но меня туда не пустили дальше прихожей. Не взяли в экспедицию на Марс, хотя по здоровью я проходил… и был согласен на билет в один конец без всяких призрачных надежд на возвращение. Но меня даже на лунную станцию не взяли. Ни NASA, ни Европейское комическое агентство, ни Космическая Пятерка. Видимо, их напугало что-то в моих анкетах и тестах. Они думают, что в замкнутом пространстве я могу быть опасен для людей, — он улыбнулся, показав зубы. — Ты недавно убедилась, что это неправда. Но они мне не поверили. «Социопат, шизоид». Ерунда. Из шизоидных черт у меня только некоммуникабельность и фиксация на моноинтересах. Но разве это не полезные качества, чтоб не отвлекаться на ерунду? К тому же шизоидов не существует, этот диагноз давно исключен из международной классификации психических расстройств. Но я обратил минус в плюс. Я пошел туда, где исходящая от меня угроза будет полезна обществу. Платили на войне лучше. А риск был меньше, чем в космосе и ненамного выше, чем в большом городе. Я же не ходил на передовую. Я управлял роботами. Они воевали за меня. А люди были моими мишенями. Я ел чипсы, пил пепси-коку, развалившись в эргономическом кресле. А роботы творили, хм, историю. На самом деле они творили скверные вещи, которые я одно время записывал… для потомков, но потом стер. Но я не жалею. Это было нужно. Это были плохие люди. Я бы еще раз их всех уничтожил. Зато теперь вдруг включили меня в состав вашего экипажа из-за моих «психоэмоциональных качеств». То есть именно потому что я опасный отморозок, презирающий свою и чужую смерть! Им это показалось нужным, полезным. А я не упивался кровью, я сражался за цивилизацию. Как думаешь, какие главные угрозы для нее сейчас? Назови хотя бы три.