– Забирайте! – Баталов поморщился. – Я не терплю в доме посторонних вещей.

– Мы оставим его у вас, – сказал агент. – А вы подумаете, и завтра, в это же время, мы прилетим снова, и вы дадите нам ответ.

– Заберите! – Олег вскочил с кресла. – Он не может находиться у меня. Послушайте, я много сделал для людей, я кавалер орденов. Неужели я не заслужил, чтобы меня, наконец, оставили в покое?! Пусть этим займется кто-то другой! Я теперь даже не инструктор, я всего лишь рядовой техник на волновой электростанции. У Крэмберга таких тысячи!

Сотрудники галактической безопасности молча удалились. Они перебрали не тысячи – сотни тысяч и даже больше. Шлем силы примеряли люди, ни в чем не уступавшие тому «прежнему» Баталову. Многие кандидаты во всем превосходили странного затворника с несносным характером, но почему-то Шлем силы выбрал именно этого кретина, который последние годы боялся Шлема больше всего на свете. Дошло до патологии: Баталов заявил, что «эта штука с Крикка его преследует». Ну, не в Колизее же кандидатов отбирать?

Оставшись один, Олег с опаской смотрел на контейнер. Он знал, что в нем находится.

Черт побери, они называли его «великим человеком» и все время лезли в его жизнь, контролировали его, словно он заключенный. Они не давали ему спокойно вернуться вечером с работы. Тащили в дом всякую дрянь!

Нужно было подняться на второй этаж, да, сделать несколько шагов по лестнице, а потом закрыть дверь, оставив важнейший артефакт в истории человечества дожидаться приезда агентов в пустой гостиной.

Олег не хотел этого делать, но он открыл контейнер. Достал находившуюся там вещь. В его руках была древняя потемневшая каска в рубцах и вмятинах. Таким Олег надел Шлем в Колизее, выходя против трех десятков соперников. На каком этапе он сломался?

Они думали, что он всех спас, они рукоплескали ему, называли в честь героя улицы и корабли, мальчишки поголовно хотели быть инструкторами по холодной нейтрализации, а он, Олег Баталов, он… не справился.

На глазах космодесантника выступили слезы. Если бы он мог сейчас обратиться подобно Крэмбергу ко всему человечеству, он бы, наверное, рассказал обо всем, признался в последнем испытании Шлема, которое он не прошел. Он бы сказал, что отдельный человек, отдельная личность может упасть, упасть, да так и остаться в грязи. Трусливо. Подло. Один человек может упасть, сказал бы он, но ДОК пачкать нельзя. ДОК должен оставаться чистым!

«В чем же дело? Галанет под рукой, – подумал Баталов. – Признайся».

Трус. Ему было больно, невыносимо больно осознавать, что он не справился с последним испытанием, невыносимо жить со своей тайной, но признаться было еще больней – просто немыслимо. Он спас Аламею от еще одной атаки с «Трояна», люди поймут. Почему он изводит сам себя, переживая вновь и вновь?..

«Потому что я мог спасти и те десять миллионов, что сгорели до этого, – мрачно подумал Олег. – Потому что история еще не закончилась», – стал он еще мрачнее.

Руки сами водрузили Шлем на голову. Артефакт послушно трансформировался, распределяясь по телу носителя. Олег словно стал прежним – уверенным, сильным, стальным. Непоколебимым. В двадцатом веке первый человек вышел на околоземную орбиту, в двадцать третьем шагнул за грань времени и пространства.

Нарукавники. Как же без них? Шкала движения в пространстве включилась на левой руке, шкала перемещения во времени – на правой. Контейнер с триллионами нанороботов, способных поражать цели, полностью подчиняя их – за спиной. Более десятка целей одновременно, какой угодно модификации. Олег вновь стал самым могущественным человеком за всю историю цивилизации людей.

Шкала времени. Баталов вновь мог отправиться в будущее, правда, максимум на двести миллионов лет. Но был еще один вектор – прошлое. Прошлое, в котором Баталова не было, то есть те его периоды, в которых Олег не мог столкнуться со своим двойником. Тогда, стоя посреди населенного осьминогами леса, Баталов двинулся вспять по лучу времени по красной полосе. Уже потом, после пленения Зимина и Марека, появилась черная полоса – главное испытание Шлема.

Черная полоса возникла и сейчас. Она начиналась, тянулась в прошлое от точки его, Баталова, появления на свет, шла в глубь времен на двести миллионов лет.

Олег смотрел на черный вектор, словно завороженный. Времена его прадеда. Термоядерная бомбардировка сепаратистами, противниками допуска, Зермины в двадцать втором веке. Гибель миллионов. Он, Олег Баталов, мог переместиться на Зермину в 2130 год и предотвратить уничтожение людей.

Черный сектор.

«Возможность летального исхода девяносто восемь и девять десятых процента», – бесстрастно выдал Шлем.

Ничего не изменилось. Верная смерть.

Олег скомандовал отбой. Дождавшись трансформации, сорвал Шлем с головы, бросил в контейнер. Нужно было выйти, глотнуть свежего воздуха. Поднявшись на лифте, Олег вышел на крышу. Он мерил шагами посадочную площадку, потом сел, глядя на подсвеченный электричеством край океана, синий в ночи песок бухты. Миллионы погибших на Зермине могли бы жить, а за ними, раз он изменит историю, могли бы жить и миллионы погибших на Аламее.

Жить. Так же, как жил он. Но ведь никто не узнает! Никогда. Олег устал быть героем! Стоять у расстрельной стены, получать плазмой в лицо. Дайте ему спокойно… приносить людям пользу на волновой электростанции. Почему он, Баталов, должен идти на верную смерть после того, как стольких спас? Жертвовать собой?

Небо над песками стояло черно-синее. Звездное. Глубокое.

«Убийца, – дохнуло из мерцающей черноты. – Убийца».

Все здесь смотрело на Баталова с немым укором – дома, деревья, ночь. Само дыхание Олега словно напоминало ему об остановившемся дыхании тех, кто сгорел в огне неуправляемого термоядерного синтеза.

С некоторых пор Олег не мог спокойно есть. Садясь за стол, он всякий раз думал о тысячах грудных детей, которые так и не научились держать ложку…

«Девяносто восемь и девять десятых процента».

Было время, Баталов просил у Шлема силы избавить его от черной полосы, пронести мимо чашу последнего экзамена, но в ответ получал лишь молчание. Оказывается, по мере подвигов героям приходится совершать над собой все большие усилия. В конце концов, от героев ничего не остается.

Олег поднялся, отворачиваясь от горизонта. Пусть дети смеются, а не кричат от боли: «Горячо!» Пусть кошмар навсегда канет в небытие, словно его и не было.

Пусть дети смеются.

Баталов спустился в холл и вновь открыл контейнер.

Очутившись на Зермине в 2130 году, Олег сразу же узнал центральный район третьего по величине мегаполиса планеты. Обслуживая волновую электростанцию в Атлантике, имея в распоряжении свободные вечера, Баталов изучил тысячи голограмм, пленок, записей. Космодесантники охотно запечатлевали себя на фоне домов, разрушенных впоследствии термоядерным взрывом. Олег знал, как выглядят улицы. Сотни раз он представлял, как отправляется туда – в смертельно опасное прошлое.