— А татуировка. Вы сделали ее после того случая?

Каролина кивнула.

— Мой день рождения через неделю после середины лета, и я всегда хотела сделать татуировку. Я знаю, что на самом деле это не мой стиль, на что Эрик всегда указывал, когда я заводила об этом речь. Но тут ему вдруг захотелось сделать мне тату. Он сам нарисовал ее и рассказал, что я символизирую черточку, а его любовь ко мне — стрелу. Что я — номер один, первая и самая важная женщина в его жизни. Я думала, это его способ сказать, что он сожалеет о случившемся. Но это было до того, как я осознала, что я только первая в длинном списке других женщин.

Фабиан поблагодарил ее за помощь и встал. Он получил ответы почти на все свои вопросы. Оставалось понять только одно — что заставило Якобсена начать убивать.

— Как дела? Нашел что-нибудь? — спросила Лилья, пытаясь потянуться в узком пространстве фургона Муландера.

— Зависит от того, что ты имеешь в виду под «что-нибудь», — ответил Муландер, изучая мониторы, на которых были увеличенные звуковые кривые, эквалайзеры и вырезанные части записанного разговора. — Я не могу найти никаких признаков того, что там есть девочка.

— Что? Ты хочешь сказать, что ее там нет?

— Нет, я имею в виду, что не слышу никаких признаков того, что она еще жива.

— Может, она просто без сознания или с кляпом во рту, — предположил Утес.

— Или она просто в другой комнате, — добавила Лилья и положила три кусочка сахара в остывший кофе, размешала его в пластиковом стаканчике и выпила.

— Будем надеяться, — сказал Муландер. — Говоря о помещениях, я думаю, мы можем пропустить все, что можно назвать «обычными комнатами», например, гостиничные номера, офисные помещения, магазины и жилые помещения.

— Почему?

Муландер вздохнул.

— Не так-то просто объяснить это новичку вроде тебя.

— Может, попробуешь и просто расскажешь мне, что ты услышал?

— Услышал и услышал. Скорее, речь идет о том, чего я не услышал, или если быть еще точнее, о том, что слышно в тишине. Но я не знаю, насколько вы знакомы с захватывающим миром звуковых волн.

— Не знакомы, но я знаю, как сильно ты хочешь поговорить о нем, чтобы создать драматический эффект. Но это может подождать до следующего раза, потому что сейчас речь идет о шестилетней девочке, для которой секунды, вероятно, кажутся часами в аду. Так что я была бы очень признателен, если бы ты…

— Акустика комнаты, — перебил Муландер. — Или, скорее, так называемое время реверберации необычайно продолжительное. Только послушайте вот это.

— Что, почему? Она моя. Девочка принадлежит мне.

— Звучит, как будто он находится в подвале. — Лилья посмотрела на Утеса, который задавал себе точно такой же вопрос, как и она самой себе. Как они могли этого не заметить?

— Совершенно верно. Подвал или любое другое помещение с каменными или бетонными полами и стенами, где звук не поглощается, а продолжает двигаться по комнате.

— Я отправлю команды осматривать все подвальные помещения. — Утес вытащил рацию.

— Подожди минутку, — сказала Лилья. — А что еще у нас есть, кроме подвалов? Должно быть что-то еще.

— Я бы сказал, что есть два очевидных места, — сказал Муландер.

— Церковь Святой Марии и Чернан. Там и твердые стены, и высокие потолки.

— Но он не может сидеть в церкви, — сказал Утес. — Разве там не куча народу, кто входит, кто выходит?

Муландер пожал плечами.

— Я не был там с тех пор, как мама повела меня на полуночную мессу. Там, возможно, есть и другие помещения, которые не видны прихожанам. Например, на балконе или за органом?

— Утес вызывает команду Б, ко мне.

— Команда Б, идем.

— А как насчет Чернан? — спросила Лилья. — Разве там не то же самое? Полно туристов, которые бегают вверх-вниз по лестнице.

— Не в это время. — Муландер взглянул на часы. — Сейчас между тремя и пятью часами там обычно довольно спокойно. У туристов начинают уставать ноги, и они сидят где-нибудь и пьют кофе, а все мы, смертные, доделываем дела на работе перед тем, как помчимся домой, чтобы забрать детей и приготовить ужин.

— Я хочу, чтобы вы немедленно прекратили поиски в отелях и сосредоточились на церкви Святой Марии, — сказал Утес. — Это понятно? Давайте.

— Ответ «да».

— Похоже, ты там часто бываешь, — сказала Лилья.

— Не меньше нескольких раз в год. Минимум. Нет лучшего места, чтобы поразмышлять о событиях прошедшего дня, чем там, наверху, глядя на Хельсингборг, Данию и большую часть пролива.

— Я не была там с шестого класса. Но помню, что там сидел сотрудник на ресепшен и впускал нас, и мне, честно говоря, трудно представить, как он будет проходить мимо…

— Чтобы там сидел сотрудник — это скорее исключение из правил. Мне кажется, он обычно в туалете заседает, проверяя свою страничку в «Фейсбуке» или что-то в этом роде. Откуда мне знать? Не раз случалось, что я просто проскальзывал мимо. Я не могу стоять и ждать только потому, что они не любят делать свою работу. Что скажешь? Или я должен испытывать муки совести?

Лилье некогда было отвечать. Она уже вышла из фургона и поспешила по булыжной мостовой площади к лестнице на террасу, которая вела наверх, к башне. Слева, внутри горы, был лифт. Но она пробовала им воспользоваться несколько лет назад, когда ходила на костылях после того, как упала с мотоцикла. И тогда пришлось ждать несколько минут, прежде чем лифт спустился, и как только он это сделал, они были вынуждены ждать еще нескольких пассажиров, прежде чем он, наконец, начал свой медленный подъем.

Ни одна из поисковых групп еще не осматривала Чернан. Объяснялось это тем, что башня находилась на самом дальнем краю зоны поиска, а также тем, что они ошибочно предположили, будто там были толпы туристов. Но сейчас, размышляя об этом, она решила, что это было не чем иным как непонятной ошибкой в расставленных приоритетах. Башня находилась как раз по дороге с детской площадки, где исчезла девочка, и если там были двери, которые можно было закрыть в любом из многочисленных помещений, то она на самом деле оказывалась идеальным местом для такого случая.

Как только она преодолела последние ступени террасы, ей пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, прежде чем она смогла подняться дальше по склону к Чернан, вход в которую находился к тому же на несколько этажей выше и, конечно же, начинался с другой крутой лестницы.

В самом вестибюле действительно не было туристов. Однако остальное не соответствовало утверждениям Муландера. На ресепшен сидела молодая девушка в наушниках, смотревшая в телефон.

— Извините, — сказала она, направляясь к стойке. — Может быть, вы видели мужчину лет сорока с шестилетней девочкой? Девушка сидела неподвижно и как загипнотизированная смотрела на экран мобильного. — Эй, я с вами разговариваю! — Только когда Ирен перегнулась через стойку и помахала рукой перед ее мобильником, та подняла глаза.