Позднее, за считаные дни до Сечи, его только что назначенная Одаренная, могущественная посвященная по имени Зури, вызвала его в Цитадель Одаренных. Это была их первая официальная встреча, но он сразу ее узнал. Это была та же Одаренная, которая ослабила его, когда он дрался со странным Мирянином.

И без того нервничая перед встречей, он выбросил происшествие из головы и подошел, чтобы ее поприветствовать. Но он не сделал и трех шагов, как она обвинила его в убийстве.

Она сказала ему, что не будет иметь с ним никаких дел и что если его действительно назначат Ингоньямой, она откажется выполнять свой долг в качестве его Одаренной, чем подвергнет его статус угрозе. Она не станет разъярять и наделять силой такого человека, как он.

Келлан растерялся. Он никого не убивал, а она угрожала всему, ради чего он трудился. Он попытался ее успокоить, взмолился, чтобы она объяснила свои обвинения. Когда она все рассказала, случай с безумным Мирянином стал обретать смысл. Келлан объяснился, утешил Одаренную и счел дело исчерпанным. Однако Богиня так не считала.

В ночь после того, как Мирянин победил Маюмбу, к Келлану пришел его покровитель – член Совета Стражи Абаси Одили. Советник сообщил, что Чешую Осы предстоит бой с Чешуем Джавьеда. Он хотел, чтобы Келлан позаботился о Меньшем, который дрался двумя мечами.

Одили, как понял Келлан, не знал, что Тау Соларин был сыном мужчины, которого он приказал Деджену убить в этом цикле. В этом не было ничего личного. Придворные вельможи просто не желали больше видеть Чешуй Джавьеда и его небывалый успех. Одили хотел, чтобы Чешуй был уничтожен, а сам Тау – погиб.

Келлан хотел отказаться. Но не стал. Он не мог лишиться покровительства советника. Пока не мог.

Все было бы иначе, не будь его отец заклеймен как предатель и повешен. Все было бы иначе, если бы потеря любимого не сломила его мать, или если бы его сестра была достаточно взрослой, чтобы распоряжаться делами семьи, или если бы дядя Келлана, видя всю постигшую их трагедию, пришел своему родственнику на помощь. Все было бы иначе, если бы желания сбывались сами собой, но это было не так, поэтому Келлану пришлось рассчитывать только на себя, чтобы спасти свою семью.

Одили по-прежнему был ему нужен, нужны были его деньги и влияние. Обойтись без этого он не мог – потому что должен был стать Ингоньямой. Это был единственный способ избавиться от контроля Одили, расплатиться с долгами семьи, преодолеть презрение дяди и позор трусости своего отца.

Стать Ингоньямой было единственным стремлением Келлана, единственным, чего он хотел, пока на Церемонии Стражи не увидел королеву Циору. Он видел ее и прежде, когда они оба были юны, а она и вовсе еще маленькой девочкой, но больше ее нельзя было так назвать. С тех пор, как он получил от нее кинжал Стражи, он думал о королеве чаще, чем какому бы то ни было мужчине следовало бы думать о ком-либо. Ему казалось даром судьбы, что служба, какую он должен был нести ради своего народа, была его же величайшей радостью.

Дядя Келлана никогда не был настоящим чемпионом королевы Циоры, и вскоре ей предстояло выбрать себе другого. А значит, у Келлана появлялся шанс. Его имя уже произносилось с тем же придыханием, что и имена многих легендарных воинов омехи, и он слышал, что в Пальме о нем шептались как о вероятном претенденте. Он страшился мыслей об этом, но все же едва был способен думать о чем-либо другом. Он жаждал видеть Циору Омехию не только в своих снах.

Все, чего желал Келлан, было в пределах досягаемости, но один шаг в неверную сторону мог сжечь все его надежды дотла. Поэтому он ответил Одили, что сделает это и, уже во второй раз, причинит боль семье Соларин.

Келлан выпустил воздух из легких, и ему показалось, что даже его дыхание обдает жаром. Он вынул меч из ножен и, готовый вершить насилие, успел подумать, что ему хотелось бы иного. Он сыграл свою роль в смерти отца Мирянина, и теперь было не уйти ни от этого, ни от того скверного дела, которое он намеревался совершить.

И все же ему хотелось сказать Тау, что ему жаль и что все это несправедливо. Но он не мог, как не мог отказать Одили. На карту было поставлено гораздо больше, чем судьба одного Меньшего.

Поэтому через расстояние, отделявшее его от Мирянина из Керема, он, желая задеть Тау, выкрикнул то, что узнал от Одаренной.

– Этот день был предопределен судьбой, – сказал он достаточно громко, чтобы было слышно на трибунах возле площадки. Он собирался устроить Одили его представление. – Мы встречались дважды. В первый раз за тебя отдал жизнь твой отец. Во второй – Одаренная пожелала твоей пощады. Сегодня здесь только мы двое, и я всю свою жизнь тренировался для того, чтобы убивать таких, как ты.

Весь мир погрузился в безмолвие, чтобы легче было услышать странные слова, которые Мирянин произнес перед атакой.

– Ты не прав, Окар, – сказал он. – Таких, как я, больше нет.

Их клинки встретились с металлическим лязгом. Келлан, гораздо крупнее и почти вдвое тяжелее Мирянина, предполагал справиться с ним за счет роста, силы и скорости. Он хотел устроить из этого спектакль для наблюдавших за боем Вельмож, он хотел поставить Меньшего в неловкое положение. А потом, спустя некоторое время – изобразить ложный убийственный удар, который, с благословения Богини, только раскроит мальчишке череп.

Это было жестоко, но ничего иного Келлан сделать не мог, ведь Абаси Одили хотел, чтобы Мирянин погиб. Потом Келлан сказал бы своему покровителю, что посчитал удар достаточно сильным, чтобы убить Тау. И свалил бы вину на свое притупленное оружие.

Келлан отвел свой меч от клинка, который был у Тау в правой, без сомнения, более сильной руке, и выставил щит, чтобы закрыть ему обзор. Затем он взмахнул лезвием, целясь Мирянину в руку или в бок. Но ударить не смог.

Меч в левой руке Мирянина двинулся быстрее, чем Келлан считал возможным, ударив его по шлему. Голова дернулась вбок, и он споткнулся, когда часть мышц шеи сдвинулась с места.

Чувствуя звон в ушах и жжение на шее, Келлан выпрямился и сразу попал под новую атаку. Он прикрылся щитом, но получил удар из-под него. Он взмахнул мечом, целясь в Тау, но только рассек воздух, сам получив сокрушительный удар в ногу – меч Тау прорезал кожаную штанину и полоснул ему по ноге.

Он отшатнулся и, сильно раскачиваясь, захромал назад. Мирянин, сверкая глазами, двинулся к нему, чтобы вновь оказаться на расстоянии удара.

У Келлана колотилось сердце, дыхание прерывалось. Все же он пошел в атаку, но Тау ее парировал. Он снова замахнулся, но Тау преградил и отбил удар. Келлан тяжело отступил назад, стремясь получить немного пространства и услышал топот бегущих ног.

Оглянулся на шум, и у него упало сердце. Это был отряд Меньших, которых он не успел добить. Теперь они пришли, чтобы добить его.

Их было восемь, от силы девять. Слишком много, чтобы справиться в одиночку. Но Мирянин указал им на строение. Келлан не смел надеяться, что те послушают, и чуть не заплакал, когда они в самом деле побежали внутрь, чтобы помочь своим братьям по оружию.