И как бы там ни было, но благодаря именно непреклонной позиции СССР, настоявшего на решении кризиса с участием мирового сообщества, переговоры проходили не на американском поле.

Дипломаты расстарались, приготовив способы выхода из военно-политического тупика, найдя более-менее обоюдно устраивающий вариант.

Территории, топографии которых еще совсем недавно полосовали острые стрелы и линии генералов, потом топтали сапоги солдат, ныне росчерком пера политиков делились новыми послевоенными границами.

Англичане получили свое удовлетворение – Фолкленды! Так и не овладев полностью архипелагом, теперь надменно обязывали аргентинские войска убраться восвояси… обставив со всей торжественностью: под стрекот кинокамер подняв «Юнион Джек» над Порт-Стенли, запечатлев хроникой унылую вереницу грузившихся на транспорты аргентинских солдат.

Зато освобожденные от оккупантов еще в самом начале конфликта острова Южной Георгии, где ныне скопилось немало всяческих кораблей и судов, британскому гарнизону надлежало в установленные сроки покинуть.

Аргентина смогла отстоять свой какой-никакой студено-ледяной приз, что позволяло ей не выглядеть совсем уж проигравшей стороной.

Внутри стран, что кабинет партии тори, что Хунта, как заправские кулинары приготовили удобоваримые блюда для электората, заявив, что поставленные задачи выполнены, празднуем победу.

Вроде бы проглотили. Не подавились. Тэтчер даже удержалась в кресле. Кто-то потом (конечно, независимые журналисты) дотошно подсчитает всех убитых и раненых… с обеих сторон.

И, конечно, найдется тот, кто обязательно укажет – жертвой чьей политики стали эти потери.

Галтьери его промахи еще припомнят. В итоге он подаст в отставку. Да и Хунта продержалась недолго… вскоре к власти в Аргентине выборным путем придет Рауль Альфонсин, располагавший к дальнейшему сотрудничеству с СССР.

* * *

Последний покалеченный корабль под английским флагом под буксирами покинул гавань Лейт-Харбор Южной Георгии (им оказался первенец потерь «Илластриес») только в следующем году.

Представители специальной аргентинской комиссии засвидетельствуют сей факт, поставят «галочку» и тоже поспешат убраться с негостеприимной земли… впрочем, с удовлетворением оглядываясь на уходящий берег и флагшток с трепещущим национальным бело-голубым полотнищем Аргентины.

Пингвинам, населяющим холодные скалы, было все равно, чьи они… Кому они по праву или в гордости восстановления справедливости принадлежат.

Одно им, наверное, было в пернатую радость – с уходом такого количества беспокойных двуногих кормиться и размножаться стало гораздо спокойней.

Москва

– Давайте проясним ряд моментов…

Разумеется, было продолжение – оперативно-следственное… как же без оного.

Снова и снова (уж по какому разу) возвращаясь к подробностям, к деталям – с самого начала, с момента посадки в машину, к содержанию разговора с резидентом ЦРУ… выискивая и «дьявола в мелочах», и…

В общем, «контора» в своем праве быть подозрительной во всем и вся.

Строгий офицер в штатском, типовой обезличенный кабинет Лубянки, «где копились по углам былые страхи» – это так мысленно накрутил себя Терентьев. Правда, посетив заведение в компании с куратором – капитан Вова теперь не отставал ни на шаг.

– Проясним ряд моментов, – повторил офицер, неторопливо выложив на стол несколько снимков, – это ваша незадавшаяся пассия.

Каперанг взглянул.

«Фото издалека. Это с первой встречи, судя по месту – через дорогу на Фрунзенской. Ребята, очевидно, прямо через стекло машины щелкнули».

– Следующие… это за кем вы погнались – приманка, – особист деловито сохранял невозмутимость, но… что-то таилось.

«В КГБ бы да не таилось, – не без сарказма подумал Терентьев, – а чего Вова-то глумливо лыбится? Отошел после начальственного втыка?»

Просмотрел предложенное: «Похожа… но нет. Конечно, лицо не то».

– Это какая-то другая дамочка, – вернул карточки.

– Совершенно верно, – скривился одним уголком губ офицер, – точнее в корне не верно.

– Именно в корне, – хмыкнул Вова, – это не девка.

– Да, личность мужского пола. Театрал. Загримировался под вашу девицу, – подтвердил следователь, доставая очередные фото, – и это тоже он. Видите, вот этот молодой мужчина, вот женщина в летах и этот старик. У всех одинаковая собачка. Это, конечно, маленький прокол, но все равно запоздалый.

– По-моему, главный тут шпион собачка, – попытался сострить Терентьев, – и человеков она меняет по усмотрению к антуражу.

Получилось мрачно, так как было не смешно.

– Личность этого типа установлена. Диссидирующий элемент, – Вован заговорил презрительно, – балероно-театральная тусовка. Бесспорно, работал на иностранную разведку – все улики! Нашли даже ваш фоторобот у него на квартире. Еще по непроверенным данным – из этих… пидор.

Терентьев понял, что это не ругательство. От мысли, что он погнался, поведясь на обманку, которая в довесок оказалась еще и пидрилой, стало особенно противно.

– Черт…

– Вот так, товарищ Терентьев. Ваш скоротечный контакт с девушкой не остался незамеченным. В ЦРУ решили использовать этот извечный ресурс. Однако найти мы ее пока не можем. Сейчас уже опросили проживающих в доме. Установили адрес. ФИО. Но человек пропал. Предположу, что ее могли… вплоть до того, что ее могли устранить при необходимости.

* * *

Любой похожий (агентурного характера) контакт, который произошел с резидентом ЦРУ, провоцировал закономерную инерцию – продолжение шпионской игры. По крайней мере, подобные соображения в управлении контрразведки высказывались.

Терентьев задавался:

– А мне теперь что – перевербованного изображать?

Как и вообще считал, что засветившись перед иностранной спецслужбой, превращается в безусловно спорный объект для официальной легализации в аппарате власти.

Ан не тут-то было.

С этим же подступался и Крючков, являясь на доклад к генеральному.

Андропов упрямо дал понять, что менять свой план относительно «нового человека во власти» не намерен.

И генерал-лейтенант, удивленный (и надо сказать, разочарованный), уходил, унося под мышкой папки, резолюции, приказы… и аргументы:

– Не вижу препятствия. Наоборот. Считаю, что против публичного, официального лица американцы уже не решатся на подобную силовую акцию. Политический статус и должность станут непреложным иммунитетом.

А то, что в правительстве СССР, на «высоких» или непротокольных встречах, в переговорных процессах перед ними будет «фигура особого порядка», носитель экстраординарной информации, человек… – генеральный секретарь нажал, интонируя, – человек из будущего, в конце концов… обрастает новым смыслом. И предположу, обернется немалым смущением для вашингтонских политиков, создавая у них неоднозначные, сложные и даже запутанные представления.