Неудивительно, что Грейс взъерепенилась после получения этого письма и немедленно написала Эрнесту, что не ценит, когда ей «угрожают». Она воззвала к Отцу Небесному и заявила, что она свободная душа, которая не принадлежала ни одному мужчине – ни мужу, ни сыну. Эрнест написал ей 19 февраля и недвусмысленно заявил, что не угрожал и что его оговорки насчет того, как Грейс потратит или инвестирует свои средства, были сделаны не для того, чтобы «овладеть» ею. Ему нужно было решить еще многие финансовые вопросы. Он думал, как поступить с непроданной землей во Флориде, съедавшей ее небольшой капитал налогами. В гневе он не смог удержаться от сарказма: «Вовсе незачем приплетать к моим попыткам обеспечить тебе экономическую стабильность Господа нашего или Царя Небесного. Я рад, что вы с ним замечательно ладите. Это одна из важнейших вещей в жизни, и я поздравляю тебя, но к делу это не относится».

Эрнест, похоже, был рад, что может командовать матерью. Что еще важнее, он был счастлив тем, что может обеспечить ее и детей. Однако по складу характера ему нравилось жаловаться на бедность – впрочем, ничего необычного в таком поведении нет. Если ты даешь кому-то деньги, то рискуешь показать всем, что тебе есть что давать. Письма к матери характеризуются именно таким противоречием – двояким желанием похвастаться успехами и при этом пожаловаться на бедность. В январском письме Эрнест подробно рассказывал о своих доходах и указывал, что сообщает ей об этом только для того, чтобы показать, насколько он беден: у него два сына и нет дома, вообще никакой собственности. По-видимому, мать посылала ему газетные вырезки о нем самом, романе, планируемых съемках фильма и пьесе, поскольку Эрнест в феврале ответил: она якобы пытается показать, что он заработал много денег на правах на фильм и театральную постановку. Это неправда, писал он, раскрывая подробности. Когда ты даешь людям некую сумму денег, говорил он, они начинают думать, будто у тебя денег намного больше, и не понимают, почему ты даешь им так мало. Эрнест, конечно, имел в виду фундаментальную и досадную особенность человеческого поведения.

Наверняка не случайно, что Эрнест стал писать письма, весьма напоминавшие интонациями то знаменитое письмо матери о банковском счете, и принимал консервативный – или, что хуже, нетерпимый, покровительственный и нередко лицемерный – тон, когда проявлял интерес или вмешивался в дела других. Естественно, чаще всего это можно увидеть в письмах к младшим брату и сестре. В конце 1929 года Эрнест уже брал на себя условно родительскую роль в письме к младшей сестре, Кэрол. Он видел Кэрол на похоронах отца в 1928 году и подумал, что она замечательная, написал он ей. Однако он был недоволен ее недавним письмом, в котором, по его мнению, она сама на себя непохожа и слишком часто пользуется жаргоном. (Он сам включал слова, вроде «шикарно», только в литературные диалоги, заметил он.) Эрнест напоминал эдвардианского родителя из прошедшей эпохи, яростно выступавшего против молоденьких эмансипированных девушек, когда в конце 1929 года написал Кэрол, что очень надеется, что ее «не развратит дешевка, алкоголь, ласки вместо любви, абсолютный эгоцентризм и очень дешевое тисканье, достигшее совершенного расцвета в Оак-Парке». Забавно отметить, что Кэрол позднее скажет – Эрнест вовсе не ненавидел мать, на самом деле «он был похож на нее больше всех».

Эту покровительственность он все чаще проявлял и в отношениях с друзьями, иногда на грани лицемерия. В 1928 году на Ки-Уэст приехал художник Уолдо Пирс. Остров ему очень понравился, и он присоединился к компании рыбаков, приятелей Эрнеста. В начале 1930 года любовница Пирса, Альзира, которая скоро станет его третьей женой, забеременела, и он отправил ее на Ки-Уэст дожидаться его приезда. Эрнест помог Альзире необходимыми деньгами, но предупредил Пирса, что приезжать к ней на Ки-Уэст будет неразумно, если только он не собирается сразу же на ней жениться. «В Париже все было просто, – сказал Эрнест своему другу, – а на Ки-Уэсте сложно». Такие парни, «как мы с тобой», могут плевать на то, что говорят люди, но «предприниматели» смотрят на эти вопросы по-другому, они могут беспокоиться, потому что им нужно поддерживать в городе определенное положение. Этим местным предпринимателям – говорил Эрнест Пирсу – возможно, не только придется терпеть отвратительные пересуды, но и видеть, как страдает их бизнес из-за скандалов с участием друзей Хемингуэя.

Сомнительно, чтобы ближайший друг Эрнеста из «предпринимателей» Чарльз Томпсон обращал внимание на семейный статус гостей Хемингуэя – а Томпсон был одним из самых респектабельных «торговцев» Ки-Уэста и присоединился к флоридскому «отряду» Эрнеста в начале 1930-х. И хотя такие персонажи, как Арнольд «Мышь» Самуэлсон и Тоби Брюс, еще не вошли в окружение Хемингуэя, он уже собрал вокруг себя довольно большую компанию. Дж. Б. Салливан, ирландец, рожденный в Бруклине, которого все звали мистер Салли, приехал в Ки-Уэст в 1906 году, после того, как поработал на железной дороге Генри Флаглера, и теперь владел магазином судовых двигателей. Джози Расселл открыл в 1933 году бар «Неряха Джо» на Грин-стрит, и его бизнес процветал. Он перевозил ром на тридцатидвухфутовом прогулочном катере «Анита», который Эрнест часто нанимал для выхода в открытое море на рыбалку. Три других его приятеля тоже имели отношение к рыболовному промыслу: Бердж Сондерс, единокровный брат Бра Сондерса, который часто выходил в море на лодке Бра, Джеки Кей, у которого Эрнест тоже иногда нанимал судно, и Гамильтон Адамс, ловец раковин, иногда подрабатывавший проводником для туристов.

В первые месяцы 1930 года Эрнест, по-видимому, ничего не делал, только рыбачил. И действительно, за целый год он написал всего один рассказ, «Вино Вайоминга», хотя периодически работал над книгой о корриде. Макс Перкинс снова приехал к нему на Ки-Уэст в гости, на этот раз не в редакторской ипостаси, и Эрнест взял в аренду прогулочный катер для поездки к Драй-Тортугас, группе небольших островов, расположенных в шестидесяти милях к западу от Ки-Уэста, которые назывались так потому, что там не было пресной воды [англ. dry – сухой. – Прим. пер.]. Несмотря на то что 1929 год был небогат на события, во время этой поездки Эрнест, Макс, Майк Стратер, Арчи Маклиш (который в первый раз приехал к Эрнесту) и Джон Херрманн, чья жена Джозефин Хербст осталась ждать его на берегу, на семнадцать дней оказались отрезаны тропическим штормом от внешнего мира в Форт-Джефферсоне на Гарден-Кис. Мужчины заняли сарай у причала и во время затишья ловили рыбу. У них был хороший запас консервов, но ограниченное количество пива, кофе и ликера, и в последние дни они ели только рыбу. Эта поездка стала незабываемой для Макса Перкинса, получившего в компании прозвище Невозмутимый, который поймал на спиннинг пятидесятивосьмифунтовую королевскую макрель, на один фунт тяжелее текущего рекорда.

Эрнест едва успел побриться и переодеться и снова отправился на Тортугас, на этот раз с новобрачными Джоном и Кэти Дос Пассос. Был апрель, и на Ки-Уэсте становилось все жарче. Эрнест начал раздумывать, куда бы ему отправиться еще и поохотиться. Он уже запланировал отличную поездку в Африку на сафари, и дядя Гас был рад полностью взять на себя расходы. Эрнест пригласил с собой Майка, Арчи и Чарльза Томпсона. Он часто говорил, что Гас оплатит их расходы тоже, однако похоже было, что приглашенным придется потратиться на транспорт до Африки и обратно; все расходы на сафари, к примеру услуги проводников, были уже оплачены Гасом по просьбе Эрнеста. «Вы не заплатите ни су после того, как мы уедем из Нью-Йорка», – говорил он Маклишу. Возникнет еще несколько препятствий, прежде чем мечты о сафари станут реальностью, но Эрнест начал готовиться к Африке сразу же, он прочел о континенте все, что мог, изучал и покупал оружие. Он ждал очень много от сафари и говорил Арчи: «Мы поедем и очистим себя маленькой опасностью, мы не будем стрелять в львов, пока не почуем их дыхание». Позднее он скажет Джанет Флэннер: «Я люблю стрелять из ружья, я люблю убивать, Африка – вот то место, где все это можно делать».