Каким-то образом Скотт узнал, что Эрнест скрывал от него свой адрес – узнал, вероятно, о том, что Эрнест просил Макса Перкинса не раскрывать, где он живет. В письме к Зельде с описанием событий их брака, составленном ради психиатрической помощи Зельде, Скотт писал: «[Той весной] мы с Эрнестом встретились, но это был раздражительный Эрнест, который боялся сообщить мне свое местонахождение, чтобы я не доставил им неудобств и не подверг риску договор на квартиру». Тем самым Скотт признавал, что окружающие могут менять к нему отношение из-за алкоголизма, что среди последствий употребления спиртного может быть отчуждение друга – однако ему, должно быть, было очень больно. Позднее он скажет Максу Перкинсу, что дружба с Эрнестом была «большим пятном в [его] жизни».

Эрнест разыграл эту драму, похоже, для того, чтобы пожаловаться на Скотта Максвелу Перкинсу. В апреле, когда Эрнест писал свое письмо, Скотт уже вернулся в Париж и жил на улице Палатин, в двух шагах от квартиры Хемингуэев на улице Феру. Может быть, Фицджеральд уже дал Хемингуэю свой адрес, но если и нет, то Хемингуэй должен был знать, что ему не удалось скрыть от Фицджеральда свой адрес. Дружба между ними пока еще оставалась тесной, о чем свидетельствуют забавные, нередко ребячливые письма, которыми они обменивались в 1928 году. Но уже скоро Эрнест начнет называть Скотта «пьяницей», который растрачивает свой талант впустую. Впрочем, пройдет еще несколько лет, прежде чем их привязанность друг к другу начнет понемногу ослабевать.

В 1929 году к уравнению добавился еще один важный фактор: Скотт раскритиковал «Прощай, оружие!». Прошло четыре года с тех пор, как Скотт сыграл решающую роль в работе над «И восходит солнце». В этой точке его и Эрнеста пути резко расходились. Созданный Скоттом шедевр «Великий Гэтсби» (1925) имел в целом succès d’estime [фр. успех у критиков, но не широкой публики, умеренный успех. – Прим. пер.]. Новая книга тоже не получила признания. Эрнест считал, и не без оснований, что хвалебные рецензии на «Гэтсби» (и еще более – высокая личная оценка, данная Скотту Т. С. Элиотом и Эдит Уортон, помимо прочих, в письмах к нему) подняли планку для следующего романа настолько высоко, что Скотту было трудно ее преодолеть. Гонорары за рассказы по-прежнему были очень высокими, но Скотт все больше склонялся к мнению, что ему следует упрощать повествование для широкой аудитории. Он тратил больше, чем зарабатывал, он не знал, что делать с Зельдой, которая проявляла признаки психического расстройства, наконец, он так много пил, что подорвал свое здоровье, поставил под угрозу брак и оттолкнул многих людей, которые заботились о нем. Эрнест тем временем набирал обороты.

Первая часть «Прощай, оружие!» появилась в «Скрибнерс мэгэзин» 8 мая. Около 18 мая Эрнест и Полин пришли на ужин в парижскую квартиру Скотта и Зельды, и тогда Эрнест, похоже, дал Скотту машинописный текст романа. В июне Скотт отправил Эрнесту письмо на десяти страницах, где предлагал свой совет.

Эрнест всегда болезненно реагировал на критику. Иногда ему удавалось дистанцироваться от того, что рецензенты писали о его книгах (чаще пытался, но не всегда получалось), но критику друзей воспринимал в особенности тяжело. Все чаще он отвергал критику и Макса, что будет иметь для него катастрофические последствия. Он особенно не любил выслушивать критику, если менять что-либо было уже поздно (впрочем, в этом нет ничего необычного) или если он не мог последовать советам по иным причинам.

Скандал из-за мнения еще одного друга Эрнеста, Оуэна Уистера, когда роман уже был передан на корректуру, сделал Эрнеста еще более желчным. Уистер безоговорочно поддерживал молодого писателя. После смерти Эда Хемингуэя Уистер узнал, что Эрнест создал фонд для матери и младших детей и отправил ему 500 долларов (которые Эрнест вернул); в сопроводительной записке Уистер написал: «Я так не раскрывал душу с тех пор, когда в последний раз разговаривал с Генри Джеймсом в Рае в 1914 году». Уистер хотел прочитать новый роман, и Эрнест ответил, что Макс пришлет ему гранки. И хотя первый отклик Уистера был положительным, вслед за ним он отправил Перкинсу письмо, в котором отметил, что окончание кажется ему «слишком болезненным», и призвал смягчить его. Макс передал письмо Уистера Эрнесту и следом отправил еще одно, в котором, основываясь на критических замечаниях Уистера, развивал собственные идеи и утверждал, что любовная линия и военные эпизоды плохо сочетаются. Это было чересчур для Эрнеста. Он тут же стал жаловаться Перкинсу, что Макс отправил гранки Уистеру без его разрешения и что ему нет дела до ханжеских замечаний старика. В общем-то, мы можем только догадываться о содержании письма, потому что Эрнест попросил Макса сжечь его, что тот, очевидно, и сделал; Перкинс раскаивался, и Эрнест в ответ написал, что разъярен вмешательством Уистера. Роман он закончил, так или иначе, и не собирается вносить изменения, чтобы теснее связать военные и любовные сцены. Эрнест добавил, что, к своей досаде, еще возится с последними абзацами, которые, несмотря на все его старания, не выходят как надо. К июню, когда пришло десятистраничное письмо Скотта, Эрнест был не в настроении переделывать рукопись, что пришлось бы делать, если б он решился последовать новому совету.

Скотт был в восторге от книги гораздо больше, чем от «И восходит солнце»; он назвал роман «чертовски хорошим» и в заключение восклицал «Прекрасная книга!». Скотт рассыпал комментарии по всему письму: отступление из Капоретто «чудесное», сцена с Фредериком, покупающим пистолет, «замечательная», в другой раз он отмечал: «и вот отличная сцена». Он ссылается на справедливо знаменитый отрывок, начинавшийся словами: «Когда люди столько мужества приносят в этот мир, мир должен убить их, чтобы сломить, и поэтому он их и убивает» («Прощай, оружие!») [перевод Е. Калашниковой. – Прим. пер.], и говорит о нем как об «одной из лучших написанных тобой страниц».

Но если б Эрнест последовал его советам, ему пришлось бы существенно переделывать роман. Скотт хотел сократить сцены долгого разговора с оперными певцами в миланском баре и прибытия Кэтрин и Фредерика на ипподром. Основные претензии у него были к характеру Кэтрин: беременность незамужней женщины «старая ситуация», персонаж «слишком бойкий», ее разговоры с Фредериком слишком наивные. Но изъян в характере Кэтрин более фундаментальный. В «Кошке под дождем» и «Белых слонах», писал Фицджеральд, «ты по-настоящему слушал женщин – здесь ты слушаешь только себя, только собственное мнение». Укол был весьма двусмысленным. На полях Эрнест написал: «Поцелуй меня в задницу – Э.Х.».

Письмо Фицджеральда с критическими замечаниями по поводу романа пришло слишком поздно – с точки зрения Хемингуэя, – чтобы оказаться полезным, и его чтение просто разозлило ранимого автора. Однако просьба Эрнеста к Максу Перкинсу о том, чтобы тот скрыл его адрес от Скотта, открыла собой новый этап в их отношениях, когда Эрнест будет делать все возможное, чтобы принизить достижения своего друга и разрушить (не слишком резкое слово) его репутацию. К концу 1929 года Эрнест фактически прекращает отношения со Скоттом. Двое писателей, когда-то самые близкие друзья, встретятся лишь еще четыре раза до смерти Скотта в 1940 году.