Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нельзя ли дать мне умывальник, чтоб умыться, – сказал я утром после моей первой ночёвки, не найдя у себя ничего для омовения.
– Нет, этого никак нельзя! – ответил он решительно.
– Почему нельзя?
– Совершенно невозможно!
– Да почему же?
– А потому, что многие из вас уж больно учёны. Вот одному из ваших, говорят, дали умывальник, а он вдруг сказал какие-то волшебные слова. Наклонился, протянул вперёд обе руки, да как прыг в умывальник, в воду. А вынырнул за пять вёрст из Москвы-реки!
Морозову удалось связаться со своими единомышленниками, и был разработан следующий план побега. Николай Александрович добивается разрешения на посещение бани, а друзья «похищают» его на пути в оную. (Наивное время начала революционного движения, когда всё казалось так просто!)
– И вот извозчик, нанятый за мой счёт, – вспоминал Морозов, – въехал во двор под моим окном, и унтер-офицер, уже привыкший ко мне и, по-видимому, не боявшийся, что я нырну в кувшин с водою, отворил мою камеру. Мы приехали в ближайшие бани, в одном из пустынных переулков Тверской улицы.
Ближайшие бани от Тверской площади были Чернышевские, находились они в Елисеевском переулке, а проехать к ним удобнее всего через Б. Чернышевский переулок, на что уходило десять-пятнадцать минут. Понимая, что этого недостаточно, чтобы его единомышленники правильно сориентировались в обстановке, Морозов всячески тянул время.
Назад, в Тверскую часть, возвращались пешком. Дома в переулке чередовались с садами, огороженными высокими заборами. У арестанта мелькнула мысль: «А не перемахнуть ли через один из них? Может, удастся у кого-то спрятаться?»
Но тут он увидел своих друзей: «Навстречу мне шёл молодой человек с дамой под ручку. Я сразу узнал в даме Батюшкову. Она шла вся взволнованная и, смотря на меня, отрицательно кивала головой. Затем показалась другая пара, мужчина и женщина, и по огромному росту последней я узнал в ней Наташу-великаншу.
– Il faut attendre[52], – сказала она, проходя мимо меня, как будто своему спутнику, и это сразу разрушило моё решение броситься тут же через забор. „Им лучше знать! – подумал я. – Надо подчиниться!“».
Так в Б. Чернышёвском переулке не состоялся побег века, который мог бы освободить видного революционера и будущего оригинального учёного от 25-летнего узилища в Шлиссельбурге.
«Продолжение и окончание». Первый переулок налево (после Пушкинской площади) – Малый Палашевский. Его название связано с жившими здесь некогда оружейниками – изготовителями палашей. Нам он интересен одним из более поздних своих обитателей – А. Е. Разорёновым. Сейчас это имя мало кому известно. Сам Алексей Ермилович говорил о своём творческом пути:
– Писательские стремления пробудились во мне очень рано, но большинству первых моих опытов не суждено было увидеть печати. Вся жизнь моя прошла в тяжёлой борьбе за существование среди нужды, лишений, тьмы невежества и людей, умом убогих. Писал много, печатался мало.
Разорёнов был поэтом-самородком, писал по велению сердца.
– Всё, что было мной написано, напечатано, – признавался поэт, – всё это выливалось прямо из души в такие минуты, когда я чувствовал непреодолимую потребность писать.
В это нетрудно поверить, слушая романс «Не брани меня, родная», созданный на основе стихотворения Разорёнова.
Родился будущий поэт в 1819 году в глубинке Московской губернии – в сельце Малое Уварово Коломенского уезда. Читать выучился по псалтырю, и это стало фундаментом его образования. Алексей рано простился с местами безрадостного детства, много походил по городам и весям России. В Москве появился в середине 60-х годов. В старой столице Разорёнов обосновался в Палашевском переулке – торговал в овощной лавке, которая на два десятилетия стала добрым пристанищем поэтов. Такие же, как сам Алексей Ермилович, поэты-самоучки встречались после работы и шли поговорить в ближайший трактир. За чашкой чая вели бесконечные разговоры, читали стихи. Захаживал к Разорёнову И.3. Суриков, автор знаменитой песни «Степь да степь кругом…». Поэт был в приятельских отношениях с В. А. Гиляровским, знавал Н. С. Лескова, который очень сочувственно относился к нему. «Только вчера, друг мой Алексей Ермилович, посвятил вечерок пересмотру Ваших стихов, – сообщал Николай Семёнович и продолжал: – Есть среди них вещи очень и очень недурные, но отделывать их Вы или не умеете, или же совсем не хотите. Поймите, что основное правило всякого писателя – переделывать, перечеркивать».
В Москве Разорёнов появился в возрасте сорока пяти лет, но современникам запомнился только в преклонных годах. На Тверской часто видели добродушного седого старика в длиннополом сюртуке с чёрной косынкой на шее. Совершенно неожиданно для литературной Москвы в 1890 году вышла его поэма «К неоконченному роману „Евгений Онегин“, соч. А. Пушкина. Продолжение и окончание. Соч. А. Разорёнова».
Своё произведение Алексей Ермилович писал как антитезу роману гениального сотоварища по перу, о чём он сразу даёт понять в эпиграфах к своему сочинению. Эпиграфов два – Пушкина и Разорёнова. Первый:
Блажен, кто про себя таил
Души высокие созданья
И от людей, как от могил,
Не ждал за чувства воздаянья.
Второй эпиграф явно противостоит первому:
Но тот блаженней многократ,
Кто чувством с ближними делился,
За суд их правый не сердился
И не желал от них наград.
Противоположно пушкинскому решению крестьянским поэтом и судьбы главных героев. Все мы помним, как клял Евгений вынужденное пребывание в деревне и к чему это в конце концов привело. У Разорёнова же читаем:
В деревню! Там мое спасенье,
Там верно будет мне легко,
Купанье, воздух, молоко
Вот наше русское леченье!
Но тщетны оказываются все усилия героя поэмы – судьба жестока мстит за отрицание всего и вся, за скептицизм незрелой мысли.
Он даже пробовал влюбляться,
Чтобы Татьяну позабыть.
Но тут же должен был сознаться,
Что он не мог других любить!
Помним мы и притягательный образ героини романа («Татьяна милая моя»), созданный пером Пушкина. Поэтому неприемлем и противоестественен для нас образ, созданный Разорёновым: «Старуха дряхлая с клюкой, тряся седою головой, туда является порой». «Туда» – это на деревенское кладбище, где покоятся её супруг и Онегин.
Смерть примирила всех, уравняла все чувства – вот философия поэта, выходца из народа:
И вскоре свежая могила
На кладбище виднелась том:
Она
