Мистер Леблан так глянул на меня, что стало понятно: визит состоится, только если моего духу не будет в этом доме. Переваливаясь медвежьей походкой к выходу, он неодобрительно глянул на убранство гостиной, рождественскую мишуру и покачал головой с таким тяжёлым вздохом, точно я развесил здесь туши животных или фотографии в стиле ню.

Я тоже пробормотал слова благодарности, но мистер Леблан лишь махнул на меня рукой и хлопнул входной дверью. Снегоуборщик снова завёлся и заторопился назад, в тёплый амбар хозяина, по пути раскидывая ещё одну дорожку снега.

– Что это было? – Спросил я, когда гроза миновала.

– Мистер Леблан оказался так добр, что расчистил всю дорогу до нашего дома, и даже крыльцо!

Я не мог поверить такой бурной реакции на появление снежного человека и даже пропоустил мимо ушей, как Эмма назвала дом «нашим».

– И ты пригласила его на чай?

– Надо же было как-то отплатить ему за доброту.

– Доброту? Он даже не знает, что это такое.

Эмма хмуро посмотрела на меня и принялась мыть чашки.

– Ты слишком строг к нему. Может, он и производит впечатление сурового человека, но сердце у него доброе.

Опять эти разговоры о сердцах!

– Стоило мне пригласить его на чай, как он сразу стал белым, пушистым кроликом.

– Этот белый пушистый кролик засадил тебя в тюрьму! – Не унимался я, не понимая, как она могла быть так добра к этой злыдне с бородой и дурными манерами.

– Он ведь думал, что я лезу в твой дом! – Не сдавалась Эмма, полируя чашки слишком уж рьяно. – Он боялся, что тебя ограбят и хотел помочь. Мы уже всё выяснили и посмеялись над этим.

Абсурд какой-то! Этот мужчина просто втирался в доверие, но я ведь знал его злобную натуру. Когда я только купил машину, он каждый день приходил с жалобами, что я ношусь мимо его дома, как угорелый. Когда наше семейство устроило барбекю, он явился, чтобы отчитать нас за стоящую по всей округе мясную вонь, которая привлекает живность из леса. Когда я вызвал бригаду ремонтников, чтобы переделать кухню, и попросил их впустить, потому что меня не будет дома, он обозвал меня засранцем и захлопнул перед носом дверь.

– С чего вообще началась ваша вражда? – Спросила Эмма, прислоняясь к шкафчику и вытирая полотенцем руки. – Он ведь не мог взъесться на тебя без причины.

– Этому человеку не нужна причина, чтобы кого-то ненавидеть.

– На всё нужна причина.

– Ты слишком наивна.

– А ты слишком чёрств.

Похоже, у нас не отнять желания временами вступать в перебранки, как старой семейной паре. За сезонами затишья следовали сокрушительные ураганы, от которых ходила ходуном земля. Обменявшись обвинениями, мы сражались взглядами, пока я не поднял белый флаг.

– Эмма, этот человек – заноза в заднице. В первый же день, как я купил этот дом и зашёл к нему познакомиться, он накричал на меня. Сказал, мне здесь не место и почти прогнал с порога.

Недоверчивые складки собрались между бровями Эммы, но она молчала.

– А потом частенько устраивал мне весёлую жизнь, видно, боялся, что я заскучаю в этой глуши. Мы живём в полумиле друг от друга, но он находит возможности портить мне жизнь.

– Ну не знаю, всё это не просто так. – Пожала плечами Эмма. – Я живу здесь три недели, и меня он ни разу не побеспокоил.

– Не считая звонка в полицию и тюремного срока.

– Не поверишь, но мистер Леблан извинился за тот случай.

– Он просто пудрит тебе мозги.

– А ты просто не умеешь давать людям второй шанс.

– Если они его не заслуживают!

Громкий стук в дверь заставил нас обоих замолчать. На время прекратить перекрёстный огонь, но мы всё ещё дымились. Наверняка этот сухарь вернулся, чтобы спросить должок за уборку снега. Быстро же он захотел взять своё!

Я весь пыхтел и плавился, пока шёл к двери. Иногда добросердечность Эммы мне нравилась, но иногда доводила до ручки. Её саму предавали, а она говорит о вторых шансах. Какая наивность! Какое ребячество! Джим Макдугалл научил меня не давать никому вторых шансов, и это помогло мне вскарабкаться так высоко.

Настроившись на очередную схватку с медведем, я резко раскрыл двери. Меня обдало холодом и ослепило белоснежной улыбкой незнакомого мужчины. Встреча оказалась обоюдно неожиданной, потому что каждый отреагировал слишком уж бурно. Я замер, он отпрянул и сбавил яркость улыбки.

– Вы что-то хотели? – Наконец спросил я.

– Да, я искал…

– Уилл?!

Радостный возглас Эммы за спиной сшиб меня с ног. А потом и она, когда промчалась мимо и выскочила на крыльцо в одной майке. Она повисла на незнакомце, а тот что есть мочи обхватил её руками, и они слились в едином целом, как пирог и начинка. При виде их короткого, но бесконечно нежного поцелуя меня снова одолела изжога. Чёрт, надо показаться врачу.

Должно быть, это и был тот самый миллионер. Хьюго Уильям мать его Максвелл младший. Богатый, успешный, красивый… я глянул на «бентли», что незаметно подъехал к дому, пока мы спорили. Ещё и на крутой машине, которую я не смог бы позволить, если бы год копил бонусы от удачных реклам. Даже мой «порше» приуныл, стоя рядом с этой четырёхколёсной кучей понтов.

Все женщины города и даже мира ложились к его ногам, но он целовал её.

– Джейсон, познакомься, это Уилл.

Не выпуская Эммы из объятий, этот франт протянул мне руку в кожаной перчатке и снова ослепил отполированными зубами.

– Так вы и есть хозяин дома! – Догадался он. – Приятно с вами познакомиться.

Рукопожатие крепкое, но краткосрочное. Он пожал мою руку в угоду своей воспитанности, но поскорее вернул её на спину Эммы.

– Ты почему так рано вернулся? – Щебетала она, и обо мне в конец забыли.

– Не смог так долго быть вдали от тебя.

Какие нежности, аж противно! И как же крутит живот! Да что ж это такое?

– Прости, что не звонил. – Приторно-нежно произнёс он, глядя на Эмму, как верующий смотрит на божество. – Меня разрывали на части, но я закончил все дела поскорее и вылетел первым же рейсом домой. А завтра освободил весь день, чтобы мы смогли украсить дом, как ты хотела, и побыть немного вдвоём.

– Вообще-то мы уже всё украсили. – Посчитал нужным вставить я, всё ещё наблюдая за этой сценой из мелодрамы.

Уилл глянул на меня между делом, как на комара, издающего противный звук, но моё вмешательство в их разговор и планы на вчерашний вечер ничуть не смутили его настрой.

– Ничего. Тогда