что это за лавизм такой, но я бы назвал стиль подающей надежды Серены Ван Мейер – идиотизмом. Девушка с придыханием стала описывать эту несуразицу:

– Вы только посмотрите какие уверенные мазки…

Плямбы и жирные крапинки.

– Какие радующие нежные оттенки…

Тошнотворные жёлто-оранжевые кляксы в окружении едкого зелёного.

– Взрослое видение детской непосредственности…

Набор слов, описывающий набор несочетаемой сочетаемости. И это называют искусством? Открытием? Надеждой современного художества? Я не увидел ничего красивого или вдохновляющего. Беспорядочные пятна, которые сливались в подобие то ли дерева, то ли куста. Меня распирало от смеха, но не хотелось обижать девушку за просто так. Она всего лишь пыталась втюхать безобразие по самой высокой цене, а значки долларов под картинами добирались до заоблачных значений.

– Сорок пять тысяч? – Переспросил я, сомневаясь в ясности зрения или ума. Сорок пять тысяч за недодерево. Столько сегодня стоит бесталанность. А рядом висели произведения искусства, которых несправедливо оценили в сущие гроши.

– Скоро имя Серены Ван Мейер станет знаменитым, и вы не купите её работы по такой низкой цене.

А её хорошо обучили лгать и обводить клиентов вокруг пальца. Уж конечно, Гэбриэл Бертье вплотную занят тем, чтобы прославить имя своей наложницы. И по несправедливости вселенной именно такие «Пикассо» покупаются. Я разозлился за Эмму, но меня тоже хорошо обучили лгать и скрывать эмоции.

– Ну что вы решили? Хотите приобрести что-то из работ?

– Хочу.

– Замечательно! – Просияла девушка так, словно я пообещал ей миллион долларов наличными за одну улыбку. – Какую вам завернуть?

Я вытянул руку и показал пальцем, как неандерталец без намёка на хорошие манеры. Амелия оценила мой выбор с явным неодобрением, но не убавила яркость улыбки ни на фотон.

– Прекрасный выбор. Как будете платить?

Эмма

Два дня до Рождества. Город утопает в снегу и праздничном настроении. Улицы полны куда-то мчащихся людей, пока я неторопливо брожу и пытаюсь зарядиться хотя бы каплей их состояния аффекта. Прилавки магазинов пустеют быстрее коробки с конфетами в руках сладкоежки, пока я вдумчиво выбираю подарки. За последние десять лет мне впервые хочется ощутить рождественское опьянение, заразиться всеобщей простудой праздников. И впервые мне есть кому покупать подарки.

Всё благодаря случайной цепочке событий, которая привела меня в Берлингтон. В одинокий домик в глуши Деруэй Айленда, принадлежащего самому непонятному, самому заносчивому и самому несносному мужчине в штате Вермонт.

В детстве я обожала выдумывать, что подарить родителям и бабушке. Копила карманные деньги или делала что-то своими руками, но чаще всего рисовала открытки, семейные портреты или целые картины. Но сейчас задача усложнилась тем, что я, пусть и тесно познакомилась с семейством Кларков, узнать все их тайные желания и мечты пока не удалось.

Выбирала я по собственным ориентирам или с наводки Джейсона. Он убеждал меня не заморачиваться и не покупать ничего его родным, но как я могла оставить их без подарков, когда они подарили мне самый ценный – приняли с распростёртой душой.

Вики любила музыку, как я любила рисование. Человеку с неиссякаемой страстью к чему-то несложно угодить. В книжном магазинчике «Либрерия» недалеко от «Сладкого кренделя» я отыскала биографию Нила Янга и Рэя Чарльза, которых Виктория любила с детства. Её мужу Адаму достались вещицы побанальнее: набор тёплых носков с его именем на резинке, которые сделали по заказу в печатном агентстве на Сёркл-драйв.

Жена Люка Синтия показалась мне особой утончённой. Я подобрала ей кашемировый шарф нежно-розового оттенка в «Шопинг Плаза», который бы так подошёл её светлым волосам. В детском отделе купила пять наборов «Лего» – каждому из мальчишек и Люку, который шёл в дополнении к этому детскому саду. А вот подарок малышке Софи я выбирала с особой теплотой, ведь она обожала рисовать, как и я.

Вернуться в художественную лавку «Марвело» было сущим удовольствием. Я сложила в корзинку кое-что для себя – пополнить запасы краски, ведь белая заканчивалась слишком быстро. А для Софи нашла маленький мольберт и набор качественных кисточек, которыми рисовать одно наслаждение. Мистер Дункан тепло поприветствовал меня по имени, ведь я частенько наведывалась в его царство акварелей и грифеля, и каждый раз на выходе покупала что-то для детишек из детских домов и больниц.

Бетти – домохозяйка и хранительница очага с большой буквы. Её кулинарным навыкам позавидовал бы любой шеф из люксового ресторана Лос-Анджелеса, и она всегда угощала нас чем-то новеньким. Я понадеялась, что поваренной книги с тысячью рецептами первых, вторых блюд и десертов ей хватит, чтобы занять свои руки на месяцок-другой.

Подобрать презент мистеру Кларку оказалось сложнее всего. Всё, что я знала об этом молчуне, сообщили мне все, кому не лень, но не он сам. Джейсон приготовил ему бутылку отборного виски «Глен Макаллан», и я бы ни за что не переплюнула этот подарок, потому решила, что к хорошему виски не помешает хороший бокал. Теперь у мистера Кларка будет личный именной бокал для горячительных напитков с гравировкой: «Зовите меня просто Роджер».

Сид я купила духи «Шанель №5» – других она не признавала – и уже отправила почтой, чтобы в Рождество она получила свой подарок под ёлку.

Уиллу хотелось преподнести что-то особенное, но что нужно человеку, у которого всё есть? Который по щелчку пальцев может купить новую машину, квартиру в Нью-Йорке или преуспевающую компанию? Что бы я ни купила, оно не будет соизмеримо с тем, что он приготовит мне. Пришлось поверить на слово тем, кто утверждает, что важен не подарок, а внимание. И я повторила трюк с портретом Люка, только изобразила Уилла не в виде Арагорна, а Супермена в позе «руки в боки», в красном плаще, но вместо буквы «С» на груди красовалась «У». Куда бы ни завели нас отношения, от меня останется хоть какой-то след.

Но я всё ещё ничего не нашла для Джейсона и бродила от магазинчика к магазинчику, отметая все варианты. Всё казалось глупым и неподходящим. Рождество через два дня, а Джейсон оставался без подарка.

Но не только это портило настроение. Сегодня – важная дата, которая навсегда останется в моей памяти. Как выцарапанная наскальная живопись в пещерах Калимантана или храм солнца в Мачу-Пикчу. Болезненный, невыводимый шрам, как тот, что оставили кровожадные канарейки под глазом Джейсона – его совсем не видно, но можно заметить, если очень приглядеться.

Я должна быть в Лос-Анджелесе. На берегу озера Шрайн, куда приезжала каждый год в этот день. Ещё вчера я всерьёз раздумывала о том, чтобы прыгнуть в самолёт и пролететь четыре тысячи миль ради