– Бояться украшать ёлку, ненавидеть Рождество. Я самая сумасшедшая из твоих знакомых.

– Ты, похоже, забыла о Карен, которая любит орать на незнакомок и запираться в чужих ванных.

Как приятно веселить кого-то, кто не воспринимает твой колкий юмор в штыки. Если бы я так же шутил с Мэдисон или Карен, с Моной или любой другой девушкой из прошлого, мне бы пришлось полвечера наблюдать их надутые губы и вымаливать прощение. Но Эмма сама была не прочь съязвить или подшутить надо мной, так что я не боялся задеть её чувства. А чувствовать себя с кем-то самим собой – дорогого стоит.

– Я не считаю тебя ненормальной, Эмма. – На сей раз серьёзно заговорил я. – Все мы чего-то боимся.

– Даже ты? Ты производишь впечатление человека, которому всё не по чём.

– Это моя маска, ты ведь сама так сказала, забыла?

– И чего же ты боишься?

По глазам было видно, что она очень ждёт честного ответа.

– Я расскажу, только если ты пообещаешь сохранить это в тайне.

– О, я люблю тайны. – Эмма подползла по дивану поближе, словно мы – две подружки на пижамной вечеринке, и я собираюсь раскрыть имя мальчика, который мне нравится.

– Я серьёзно. Никому. Тем более Люку. – Я подумал и поправил сам себя: – Особенно Люку. Об этом знает только мама.

– Да рассказывай ты уже!

– Хорошо. Больше всего на свете я боюсь… – Я закрыл глаза и просто заставил язык изогнуться в нужных направлениях, чтобы сказать: – Канареек.

– Что?! – Засмеялась Эмма так громко, что мистер Леблан наверняка проснулся и запроклинал нас. – Канареек? Что они тебе сделали?

– Покушались на мою жизнь.

Под звон смеха пришлось поделиться самой постыдной историей в своей жизни.

– Когда мне было шесть, мы с мамой пошли в попугайню. Я любил наблюдать за птицами и достал маму нытьём отвести меня посмотреть на попугайчиков. Люку было неинтересно, и он с нами не пошёл, а остался дома играть в приставку. Сейчас я понимаю, что мне ужасно повезло, что его там не было.

– И что случилось?

– В попугайне всё устроено так, что ты не просто смотришь на птичек в клетках. Они летают над тобой, садятся тебе на плечи, их можно покормить и погладить. Кроме попугаев там были какие-то маленькие пташки и… – Я вздрогнул. – Кровожадные канарейки.

Эмма так засмеялась, что чуть не пролила виски на диван.

– Я уже жалею, что начал рассказывать. Ну да ладно. Не знаю, чем я так сильно не понравился этим ужасным птицам, но они всей стаей налетели на меня и стали клевать в лицо. Я завопил и заноситься кругами, пугая других посетителей и птиц. Мама пыталась отбить меня от налёта, но эти бестии вцепились в меня, как в кусок дичи.

– Канарейки не питаются дичью. – Веселилась Эмма.

– Эти питались, поверь мне.

– И как же ты спасся от маленьких вампиров?

– На мои крики сбежались работники попугайни. К тому времени все птицы уже пришли в бешенство и подняли настоящий бунт. Всё кругом каркало, стучало и чирикало. Мне прокусили губу и кожу под глазом, даже маленький шрам остался, видишь?

Я наклонился вперёд, чтобы наглядно продемонстрировать, как опасны бывают канарейки. Ну и пусть шрам был таким крошечным, что разглядеть его можно было лишь тем, кто знал, что он там есть. Эмма тоже потянулась ко мне и стала вглядываться в моё лицо. Снежинки в её ушах звякнули, а потом наступила долгая тишина. Эд Ширан как раз допел свою балладу, и музыка стихла. Так мы и замерли в паре сантиметров друг от друга, вдыхая один и тот же наэлектризованный кислород.

Что-то происходило со всеми моими чувствами рядом с ней. Они усиливались, нагревались, доходили до кипения. Всё забурлило в груди, как вода в чайнике, но он никак не хотел выключаться. По венам потекло что-то тёплое, но алкоголь здесь был не при чём. Кровь разогрелась и оставила ожоги по всему телу. Эмма будто почувствовала это и поспешила отстраниться. Вернуться на безопасную часть дивана, пока мы оба не подожглись и не учинили в доме пожар.

– И после этого я до смерти боюсь канареек. – Закончил я свой рассказ, но вся веселость куда-то улетучилась.

– Детские страхи самые ужасные. – Кивнула Эмма и больше на меня не смотрела и вообще казалась сбитой с толку, даже напуганной. – Но, спасибо, что помог совладать с моими страхами. Может, однажды я отведу тебя в попугайню, чтобы ты избавился от своих.

– Нет уж, спасибо! К этим убийцам я не вернусь.

Сдержанные улыбки переросли в смешки, а потом мы оба разразились смехом, и напряжение от пережитой близости прошло. Эд Ширан снова запел свои романсы, и я впервые начинал понимать, о чём он поёт.

Эмма

Нужно меньше налегать на виски и поддаваться чувствам. Трогательный вечер ввёл меня в подобие транса, а «Джек Дэниэлс» подчинил своей власти. Затуманил рассудок настолько, что я засмотрелась на Джейсона, пока пыталась отыскать шрам под его глазом. Совсем не вовремя мой разум отравился алкоголем и чувствами. Виски вступил в химическую реакцию с эмоциями и обострил каждый нерв.

Сила притяжения, могущественнее гравитации, притянула меня к Джейсону, но тот заметно напрягся. Его реакция смутила и отрезвила, но не дала мне совершить какую-нибудь глупость. Я никогда так сильно не напивалась, чтобы поддаваться порывам сердца, но сегодня защитный механизм дал осечку. Как же я испугалась! Организм слишком бурно отреагировал на присутствие Джейсона в моей жизни и на то, как он был добр ко мне и моим тараканам в голове. Проделать такой путь, чтобы поддержать в столь непростое для меня время предрождественской суеты. Сколько мужчин сделают такое ради женщины, с которой даже не встречаются?

Уилл до сих пор не прислал даже коротенькой эсэмэски. После инцидента со шрамом я слишком усиленно стала проверять телефон. Так можно было отвлечь мысли и глаза от парня на другом конце дивана.

Пусть мы и провели вместе слишком мало времени, но Уилл мог позвонить или оставить сообщение. Ведь так поступают с теми, кто тебе хоть чуточку дорог? Звонят, чтобы сказать, что уже долетели, или что удачно закончили переговоры, или… что угодно. С тем, кто нравится, хочется делиться самыми мелочами своей жизни. Но, видимо, мы с Уиллом пока не перешли ту черту, за которой люди становятся друг другу дороги.

– Ждёшь звонка от своего миллионера? – Вывел меня из размышлений Джейсон. – Он так и не позвонил?

– Нет. Полная тишина. Как в