Все это было известно сидящим за банкетным столом. Не известны им были лишь пристрастия Этторе Сисмонди, нового директора Венецианского кинофестиваля.

— Единственное, что можно сказать, — заметил Подгорец, — он совершенно непредсказуем.

— И вы приехали из Вашингтона, за три тысячи миль, чтобы сообщить нам это? — спросил Мелник.

— Замолчи и послушай, что говорит этот молодой человек, — сказал Голден.

— Он своего рода независимый коммунист, — сказал Подгорец.

— Это что значит? — спросил Джек Фарбер.

— Все равно все призы достанутся какой-нибудь эстонской картине о природе, — сказал Мелник.

— Пожалуйста, Джордж! — взмолился Шумский.

— Нет, — продолжал Подгорец. — Он никого не слушает и его интересует кино как популярное искусство и как политический инструмент. Мы в госдепе полагаем, что сейчас наилучшие шансы у картины «Наркоман». Он может присудить приз американской картине, но лишь в том случае, если в фильме Америка будет изображена в неприглядном свете. Он может заявить, что эта картина ему нравится потому, что она демонстрирует свободу американских кинематографистов, возможность критиковать американскую жизнь.

— Тогда давайте пошлем «Наркомана», — предложил Мелник.

— Господи, мне блевать хочется от ваших слов! — сказал Харви Бакерт.

— У вас просто больной желудок! — напомнил ему Мелник.

— Разумеется, я могу вам только рекомендовать, — сказал Подгорец, — но нам кажется, что «Наркоман» чрезмерно смакует некоторые вещи, и посылать эту картину…

— Что значит «смакует»? — спросил Норман Эпштейн. — Да она произведет эффект разорвавшейся бомбы. Это вам не простенькая комедия.

— Картина стоила триста тысяч. Да с таким бюджетом я вообще не понимаю, как им удалось довести съемки до конца, — сказал Бакерт.

— Учитывая интересы всей нашей индустрии, — сказал Шумский, сидящий во главе стола, — я полагаю, нам следует обратить внимание на фильмы с большим коммерческим потенциалом. То есть, я хочу сказать, на картины высокохудожественные, но недешевые.

— В вашем списке таких нет? — спросил Мелник. — Ни одной?

— Я сейчас к этому подойду, — продолжал Подгорец. — Возможно, мы слишком перемудрили в своем выборе. Но ведь и Сисмонди тоже любит мудрить. Мне кажется, что «Только ради денег» может быть неплохим вариантом. Клайнсингер, возможно, привлечет внимание Сисмонди: он вспомнит, сколько тот натерпелся от «Юнайтед артисте» пару лет назад. Да и тема его картины — коррупция в бизнесе, если уж вы хотите взглянуть на дело с этой точки зрения. Картину спасает то, что это комедия. Так что слишком серьезно к ней можно не относиться.

— Ну, не знаю, — сказал Эпштейн. — На мой взгляд, картина хорошая. Мне она понравилась. Но если фильм понравился мне, как его воспримут в Европе? Я хочу сказать, она не черно-белая, резкость нигде не нарушена, свет поставлен очень профессионально. И уже из-за этих трех вещей он может се просто сбросить со счетов. Если он, конечно, киноман.

— Нет, если бы там всем заправлял Кардини, тогда можно было бы этого опасаться, но не с Сисмонди.

— Какие из фильмов вам кажутся удачными? — спросил Подгореца Шумский.

— Ну, трудно сказать с определенностью, — ответил он. — Мы ведь только строим предположения. Как и вы. Но если успеют завершиться съемки «Нерона»…

— Нет, — ответил Мелник. — Мы не можем рисковать. Даже если фильм победит, это нам не принесет никакой пользы. А если фильм проиграет, нам будет нанесен ущерб. Зачем играть в эти игры?

— А если выставить его вне конкурсного показа? Это будет означать, что представлена только одна американская картина. И им придется присудить ей хоть какой-нибудь приз, — сказал Шумский, закуривая сигару.

— Но почему «Нерон»? Что мы выиграем?

— Ну, будь другом! — сказал Гектор Ставридес. Это были его первые слова за все утро.

— Да о чем ты говоришь! У нас на этом деле завязано четырнадцать миллионов! — возразил Мелник.

— Соглашайся, — сказал Ставридес. — Тогда и я соглашусь. Тогда я уступлю тебе контракт с «Крайтирион».

— На рождественскую неделю?

— Нет, на весь срок.

— Тогда ладно, — сказал Мелник. — Согласен.

— Ну, тогда так, — сказал Шумский. — Пускаем «Только ради денег» на конкурс и «Нерона» вне конкурса.

Сидяшие за столом согласились. Только Мелник не удержался от комментария. Покачав головой, он сказал:

— Эстер Уильямс… Только потому, что она умела так оглушительно рыдать!

Когда они разошлись, официант, накануне приносивший Шумскому чистую пепельницу, пересек зал и пошел к Лестеру Монагену. Тот сидел в отдельном кабинете, пил кофе и читал газету. Официант рассказал ему о решении, к которому только что пришли члены Ассоциации американских кинопромышленников. Монаген дал ему на чай пятьдесят долларов, потом позвонил своему брокеру, поручил ему купить тысячу акций «Селестиэл пикчерз» и ушел. На столе остался до половины недопитый стакан апельсинового сока, но официант к этому привык. Впрочем, он все равно считал, что это нехорошо. Ведь здесь подавали самый дорогой в мире апельсиновый сок.

* * *

Мерри ужинала с Джимом Уотерсом в голливудском отеле «Браун Дерби». В последнее время, с тех пор как Уотерс приехал в Голливуд, чтобы отшлифовать диалоги в сценарии нового фильма, в котором должна была сниматься Мерри, они виделись довольно часто. Оба были очень рады тому обстоятельству, что работали над одной картиной, и испытывали тот восторг, который всегда сопровождает встречу старых друзей после долгой разлуки — ведь в переменчивом и хаотическом мире шоу-бизнеса их дружба выдержала испытание временем. Можно сказать, она предвосхитила их нынешнюю совместную работу, которая была не только лишь результатом выбора коммерческих агентов, продюсеров и судьбы.

Им ничего не было нужно друг от друга, они ничего не ожидали от своих встреч, кроме хорошего настроения и взаимного удовольствия от общения. Уотерс советовал Мерри, что читать, и помогал ей продолжать свое самообразование, прерванное внезапным отъездом из Скидмора. Обоим это ужасно нравилось. Его интеллект и ее наивность взаимодополняли друг друга. Да и с чисто практической точки зрения это было даже полезно: они всегда находили темы для бесед.

Словом, совершенно естественно Уотерс стал первым, кому Мерри рассказала — даже прежде, чем сообщила об этом Уэммику, — о Венеции, о том, что «Только ради денег» отобрали для участия в фестивале, и она должна ехать представлять картину.

Ужином в «Браун дерби» они как бы отмечали это событие. Уотерс решил таким образом поздравить ее, а заодно преподать ей очередной урок. Он захватил с собой книгу Джона Рескина «Камни Венеции», которую и посоветовал прочитать.

Мерри еще не была в Венеции и никогда не участвовала в кинофестивалях. Поэтому она с нетерпением ждала эту поездку.