— Никакая я не вещь!

Джеггерс ничего не ответил. Мерри знала, что он ждет, когда она еще что-нибудь скажет, и просто даст ей возможность выговориться.

— Я буду позировать, — сказала она.

— Значит, ты позвонила мне не советоваться, а сообщить об этом, — заметил Джеггерс.

— В общем, да.

— Мерри, в таком случае вот тебе совет. Я ведь не могу тебе приказывать. Чтобы делать подобные сообщения, пользуйся авиапочтой, — так будет дешевле.

— Спасибо, — сказала она. — Большое спасибо.

Она бросила трубку. Теперь она достаточно разозлилась, чтобы позвонить наконец Дрю Эббету в «Лотарио», сказать ему свое «да» и назначить дату и время сеанса для фотографа.

* * *

Лерой Лефренье попросил ее сдвинуть ногу чуть левее.

— Нет, нет. Много, — сказал он. — Меньше. Нет, чуть больше. Нет, это слишком много. Стойте. Вот сюда. Вот так.

Он подошел и подвинул ее ногу на нужное место. Она лежала на коврике из шкуры зебры вполоборота к объективу, так что ее сильно выгнутая спина подчеркивала округлость пышных грудей и одновременно выпуклость зада. Другая нога была согнута в колене. Как сказал ей — не очень вежливо — Лефренье:

— Единственное правило нашей игры: нельзя выглядеть робкой, овечкой.

Против ее ожидания, это оказалось не очень приятным занятием. Жаркий свет прожекторов ее не смущал, но липкий тональный крем, которым было покрыто все тело, жирный слой губной помады и слой румян на сосках вызывал желание поскорее встать под душ. Однако грубоватый, но остроумный юмор Лефренье и его уверенная хватка профессионала помогала выдержать все муки. Впрочем, она так и не могла раскусить этого парня, который с серьезным видом танцевал вокруг нее с болтающимися на шее фотоаппаратами, то и дело вскидывал один из них или экспонометр, и критиковал выражение ее лица, которое, к ее удивлению, имело очень важное значение.

— Тело — это только сноска в тексте. Текст — это лицо, — говорил он. — Ты должна просить: «Иди же ко мне». Думай о том, как ты трахаешься.

Она разразилась нервным смехом, но когда улыбка уже почти сползла с ее губ, он вдруг несколько раз щелкнул затвором и заорал:

— Держи вот так!

Он схватил вспышку и сделал еще один снимок.

Это был утомительный сеанс. Они уже потратили два часа, в течение которых он снял ее в самых различных позах на разном фоне. Для одного снимка она надела мужские джинсы с расстегнутой ширинкой и мужскую рубашку на распашку, так что из-под нее виднелись полушария грудей. На других снимках она была в пеньюаре и в шифоновом шарфике.

— Сгруппируйся немножко! Нет, это слишком. Я хочу, чтобы твои груди легли в параллель с полосками на зебре.

Груди. Чужие. Ей казалось, что ее самой здесь нет, что здесь находится только кусок мяса, который этот мужчина кладет то так, то эдак перед объективом фотоаппарата. Странно, ей даже нравилось это ощущение непривычной отрешенности от собственного «я», которое она испытывала во время сеанса. Она была просто предметом, который редактор «Лотарио» будет использовать в своих целях, сам будучи суррогатом читателей «Лотарио». И это действовало на нее успокаивающе.

— Ну, пожалуй, хватит, — сказал он. — Ты молодчина. Душ вон там.

— Спасибо, — сказала она, встала и пошла в душ. Она смыла грим, вытерлась насухо и вернулась за одеждой, которую оставила в студии позади экрана. Она завернулась в большое махровое полотенце и когда протянула руку к джинсам, полотенце распахнулось. Она судорожно схватила его, не дав упасть на пол. Господи, только сейчас она вдруг отчетливо ощутила собственную наготу. Она оделась и вышла из-за экрана.

Лефренье предложил ей пива.

— Вы, наверное, хотите пить. Под этими прожекторами так жарко!

— Да, спасибо, — сказала она. — Странная у вас работа, да? — заметила она.

— Мне нравится. Некоторые тела очень красивые. Обычно ко мне присылают девушек с очень красивым телом.

— Вас это не… беспокоит?

— Это не влияет на работу фотоаппарата.

Она расхохоталась и глотнула пива. Лефренье выключил лампы и стал собирать свои вещи. Мерри допила пиво и поставила пустой стакан на стол.

— Ну, вот и все, — сказала она.

Но это было не то, чего она опасалась — или на что надеялась. Она почувствовала некую незавершенность. Ей не хотелось уходить. Мерри так и не поняла, догадался ли он, или это было просто счастливым совпадением. Она даже не задумалась об этом. Самое главное, что он спросил:

— Вы не хотите сходить сегодня на вечеринку?

— С превеликим удовольствием! Конечно, — сказала она. — Я тут только и знаю, что работаю, работаю.

— Ну, тогда вам повезло. Ведь большинство людей всю жизнь проводят в поисках работы. Я за вами заеду в половине десятого. О-кэй?

Она ответила: «о-кэй» — и назвала свой адрес.

— Черт, так далеко? Ну да ладно, — сказал он.

— А что это за вечеринка?

— Сам не знаю. Тут никогда заранее ничего не знаешь. Собирается разношерстная публика. Приходите в том, что на вас сейчас.

На ней был свитер толстой вязки и джинсы.

— Спасибо, — сказала она.

* * *

В четверть десятого Мерри была готова. Она сидела в гостиной, то и дело выглядывая из-за штор на улицу и ища взглядом «порше» Лефренье. Желание сходить на вечеринку было столь велико, что даже смущало ее. Но все было вполне естественно. В конце концов, в Лос-Анджелесе ей никто еще не назначал свидание. Она не хотела ни с кем завязывать отношения. Для начинающей актрисы Лос-Анджелес был опасным местом. Тут все старались чего-нибудь добиться — но их интересовала не она, не койка, а богатство и успех. Так что Мерри предпочитала смотреть вечерами телевизор или листать книгу.

Мерри уже чувствовала спад напряжения: работа подходила к концу. До завершения съемок оставалось недели полторы, после чего она опять будет вольной птицей. Она не собиралась оставаться в Голливуде, но и планов куда-то уезжать у нес не было. Что делать дальше, могло решиться само собой. Больше всего в предстоящей вечеринке ее привлекало то, что там не будет киношников, а только представители мира богемы, о которых она так много слышала, но пока что не встречала, ибо у нее не было ни времени, ни желания с ними встречаться.

Она снова выглянула из-за шторы и увидела-две горящие фары, взбирающиеся вверх по каньону. Что ж, неплохо провести с Лефренье столько же времени одетой, сколько она провела с ним раздетая. Машина свернула с шоссе на подъездную аллею к ее дому. Когда в дверь позвонили, она была уже в коридоре.

— Хотите выпить? — спросила она.

— Нет, давайте лучше поедем. Там будет полно выпивки.

— Ну, тогда поехали, — сказала она и вышла на улицу.