Нде Кираан, да примет Роог ее душу, было меньше лет, чем ей сегодня. Ты ведь говоришь о мудреце Усейну Кумахе Диуфе?

– Да, о нем.

– Он умер давно, очень давно. Да, это был человек… Настоящий мудрец. Сколько всего он сделал для деревни… Он и меня исцелил, когда я была при смерти.

– Но кто он такой? – спросила Нде Кираан.

– Как-нибудь я расскажу тебе его историю. А сейчас отведи приезжего к твоей fa maak, бабушке Диб Диуф.

– К ней? – удивилась Нде Кираан, глядя на меня. – Так бы сразу и сказала…

– Странное дело, – сказала старуха. – Мало осталось тех, кто помнит Усейну Кумаха Диуфа. Только самые старые из нас. В то время говорили: «Мбин Кумах», в доме Кумаха. Но теперь так уже не говорят.

– А как теперь говорят?

Старая женщина улыбнулась:

– В следующий раз, когда заблудишься в нашей деревне и тебе не повезет встретить мою красавицу внучку – она ведь красавица, правда? – спроси: «Мбин Мадаг». И любой покажет тебе дорогу. Даже Нде Кираан. Мадаг… Это еще один мудрец. Возможно, он даже мудрее своего предка. Ладно, идите к нему. А ты, малышка, проводи его и возвращайся к ужину. Не опаздывай. До свидания, Диеган Файе.

IV

– Моя мать сейчас молится. Но я сказала ей, что к ней пришли. Она просит вас подождать. Она скоро закончит.

Молодая женщина, к которой мы пришли, по-видимому подруга Нде Кираан, предложила мне расположиться под раскидистым хлопковым деревом. Нде Кираан сказала, что за ключами от моей машины придет позже. Подруги вышли со двора, заливаясь звонким смехом, который в здешних краях позволяет на слух угадать и оценить красоту женщины. Хлопковое дерево господствовало над серединой обширного двора; в глубине правильным ромбом расположились четыре большие хижины. Правую сторону занимало трехэтажное строение, выкрашенное белой краской, откуда доносились звуки повседневной домашней жизни. Слева, в стороне от остального жилья, стояла огромная хижина, у порога которой лежало что-то длинное и узкое. Я понял, что это старая рыбацкая лодка – легкая, средних размеров. В сгущающихся сумерках я не мог разглядеть символы, нанесенные на ее корпус. Нос лодки покоился на двух толстых и прочных деревянных колодах, к корме были прислонены большое весло, похожее на лопату, и руль. В лодке были свалены рыболовные сети.

Разглядывая лодку, я подумал, что тоже происхожу из семьи рыбаков. Затем я вспомнил о Токо Нгоре и его брате Вали: о последнем я знал немного, только то, что во время рыбалки его убил гигантский крокодил. Еще я подумал об Усейну Кумахе, который собирался стать рыбаком, но ослеп и занялся изготовлением и починкой сетей. Кто знает, возможно, сети, сваленные в лодке, сделаны его руками…

Мои размышления прервало звучное «Ngiroopo!» («Добрый вечер!»). Под деревом возникла крошечная фигурка – очевидно, fa maak Мам Диб. Только направляясь к ней, я сообразил, что Мам Диб – та, кого Сига Д. называла Та Диб, ее мачеха, одна из трех жен ее отца; остальных звали Мам Куре и Йайе Нгоне. Поравнявшись с ней, я исполнил долгий, но необходимый приветственный ритуал, затем по ее приглашению сел под деревом. Голос у нее был тихий, похожий на шепот. На голове – покрывало, в правой руке – четки, бусины которых поблескивали в темноте.

Она спросила, ужинал ли я. Я ответил, что не ужинал, но не хочу есть. Я сказал правду. Я не чувствовал голода, даже ощущал в желудке какую-то тяжесть. Она все же предложила мне молока, и я согласился. Мам Диб позвала кого-то из детей, и тут же прибежал мальчик. Он нырнул в строение справа и вышел с небольшой калебасой, которую протянул мне. Поблагодарив, я поднес сосуд к губам. Я отвык от вкуса парного молока, еще теплого, вероятно надоенного час или два назад. В детстве, на каникулах, я проводил несколько дней в родной деревне родителей, сам доил кобылиц, которых разводил один из моих дядьев, и с наслаждением пил парное молоко. Сейчас, глотнув молока, я поморщился – надеюсь, она не заметила? Я выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями, перед тем как сообщить Мам Диб о цели своего визита. Но она меня опередила:

– Я знаю, зачем ты здесь, Диеган Файе. Прости, что разрушаю твою надежду: человек, которого ты ищешь, ушел. Он покинул нас в прошлом году. Неделю назад был ровно год с того дня.

Она умолкла и посмотрела на меня. Ждала, что я скажу? Я ничем не выдал своих чувств. На самом деле в первые секунды я и не испытывал никаких чувств; во всяком случае, настолько сильных, чтобы они могли выплеснуться из сердца и отразиться на лице. Я не только не почувствовал разочарования, но не успел даже разочароваться тем, что не разочарован. Я приготовился к любым неожиданностям, что было естественно после того, что я пережил за последние недели. Мало того: вариант, что Элиман по тем или иным причинам будет отсутствовать, представлялся мне наиболее вероятным и должен был удивить меня менее всего. Наоборот, в этом варианте было что-то органичное, почти умиротворяющее. В конце концов, по ходу всей этой истории Элиман оставался неуловимым. Следовательно, то, что он умер и я его не увижу, было в порядке вещей, укладывалось в логику судьбы этого человека и моего отношения к нему.

Через несколько секунд, однако, мое безразличие начало улетучиваться; новость, которую мне сообщили, дошла до моего сознания, и во мне поднялась горячая волна: значит, Элиман вернулся домой. До сих пор я не интересовался этим аспектом его судьбы; но сейчас, узнав о том, что этот человек умер у себя на родине, в сто два года, после десятилетий странствий и поисков чего-то, о чем я не знаю, я почувствовал нечто похожее на волнение. Мы оба молчали. Листва хлопкового дерева затрепетала, когда в огромный двор ворвался легкий ветерок.

– Он знал, что ты придешь, – сказала Мам Диб, посчитав, что пора заговорить. – И знал, что вы с ним не увидитесь. Он сказал мне об этом. Перед смертью он сказал, что однажды вечером придет молодой человек и будет спрашивать о нем. Я сразу поняла, что ты и есть этот молодой человек. Не то чтобы я ждала тебя сегодня вечером. Но я знала, что ты скоро придешь. Он видел тебя.

– Видел?

– Видел. Это один из даров, которые он унаследовал от Кумаха: провидеть будущее. Понятно, у него не всегда получалось. Порой он ошибался. Но он умел видеть. Он заново научился этому, когда вернулся сюда, домой. Ты знаешь, что значит имя «Мадаг» на языке серер?