— Наша совесть чиста, — ответили оба.

— Я не хочу чувствовать себя виноватым.

— Это все дерьмо собачье, Йоссарян.

— И я не хочу нести ответственность.

— А это еще большее дерьмо, — возразил ему Уинтергрин. — Ты с этим ничего не можешь поделать, и ты будешь нести ответственность. Если этот мир будет уничтожен, то какая к херам разница, кто это сделает?

— По крайней мере, мои руки будут чистыми.

Уинтергрин грубо расхохотался.

— Они у тебя будут оторваны по локти, к херам собачьим, твои херовы чистые руки. И никто даже знать не будет, что они твои. Тебя даже не найдут.

— Иди ты в жопу, Уинтергрин! — сердито ответил Йоссарян. — Можешь отправляться прямо к чертям на сковородку вместе со своей чистой совестью! — Он отвернулся, кипя от гнева. — Жаль, что ты еще не сдох — хоть раз в жизни я бы получил от тебя хоть какое-то удовольствие.

— Йоссарян, Йоссарян, — заголосил Милоу. — Ну, прояви ты благоразумие. По крайней мере, одну вещь обо мне ты знаешь — я никогда не лгу.

— Если только обстоятельства его не вынуждают, — добавил Уинтергрин.

— Я думаю, он это знает, Юджин. Я ничуть не менее нравствен иных прочих. Верно, Юджин?

— Несомненно, мистер Миндербиндер.

— Милоу, — спросил Йоссарян, — а ты в своей жизни сделал хоть раз что-нибудь бесчестное?

— Никогда, — Милоу ответил, как выстрелил. — Это было бы бесчестно. И в этом никогда не было необходимости.

— И именно поэтому, — сказал Уинтергрин, — нам нужна эта тайная встреча с Нудлсом Куком, чтобы убедить его тайно поговорить с президентом. Мы хотим раскрыть все карты.

— Йоссарян, — сказал Милоу, — разве тебе не безопаснее с нами? Наши самолеты не могут летать. Мы обладаем этой технологией. Пожалуйста, позвони Нудлсу Куку.

— Договорись с ним о встрече и прекрати, к херам собачьим, свою болтовню. И мы тоже хотим присутствовать.

— Вы мне не доверяете?

— Ты же сам говоришь, что ни хера не разбираешься в бизнесе.

— Ты говоришь, что от бизнеса впадаешь в прострацию.

— Да, а от чего я и в самом деле впадаю, к херам, в прострацию, — сказал Йоссарян сдаваясь, — так от того, что типы, вроде вас, очень хорошо разбираются в бизнесе.

Нудлс Кук быстро понял, что от него требуется.

— Знаю, знаю, — начал он после того, как Йоссарян представил их друг другу; Нудлс обращался непосредственно к Йоссаряну. — Ты считаешь, что я говно, да?

— Не совеем так, — без всякого удивления ответил Йоссарян; двое других наблюдали за ними. — Нудлс, когда люди думают о наследнике короля, они не обязательно думают о тебе.

— Не в бровь, а в глаз, — рассмеялся Нудлс. — Но мне нравится быть здесь. Пожалуйста, не спрашивай меня, почему. То, что они хотят, — продолжал он, — совершенно неприлично, неуместно, несостоятельно и, вполне вероятно, противозаконно. В обычной ситуации, джентльмены, я мог бы лоббировать что угодно. Но сейчас у нас в правительстве есть этика.

— Кто возглавляет наше министерство этики?

— Они оставляют эту должность вакантной, пока Портер Лавджой не выйдет из тюрьмы.

— У меня родилась мысль, — сказал Йоссарян, чувствуя, что мысль родилась хорошая. — Ведь тебе разрешено выступать с речами?

— Я выступаю с речами регулярно.

— И получать за них гонорары?

— Я бы не стал выступать, если бы мне не платили.

— Нудлс, — сказал Йоссарян, — мне кажется, эти джентльмены хотят, чтобы ты выступил с речью. В аудитории из одного человека. Президента. Ты должен порекомендовать ему купить их самолет. Мог бы ты произнести убедительную речь на эту тему?

— Я мог бы произнести очень убедительную речь на эту тему.

— А они тебе за это дали бы гонорар.

— Да, — сказал Милоу. — Мы бы дали вам гонорар.

— И какой же это был бы гонорар? — спросил Нудлс.

— Милоу? — Йоссарян отошел в сторону, потому что в бизнесе было много такого, чего он не понимал.

— Четыреста миллионов долларов, — сказал Милоу.

— Это справедливо, — ответил Нудлс таким же безмятежным голосом, словно и он не услышал ничего необычного, и именно тогда — с изумлением вспоминал впоследствии Йоссарян, убивая время на больничной койке — Нудлс предложил ему заглянуть в игровую комнату президента; остальные уже отбыли на срочное финансовое совещание, на которое они спешили ретироваться еще во время разговора, потому что шутка Гэффни об антитрестовском одобрении женитьбы М2 на Кристине Максон, в конце концов, оказалась вовсе не шуткой.

— А тебе, Йоссарян… — начал Милоу, когда эта парочка расставалась с Йоссаряном.

— За ту замечательную идею, которая пришла тебе в голову… — экспансивно присоединился к Милоу Уинтергрин.

— Вот для чего он нам нужен, Юджин. Тебе, Йоссарян, мы в благодарность даем пятьсот тысяч долларов.

Йоссарян, не ждавший ничего, отреагировал без эмоций — учился он быстро.

— Это справедливо, — разочарованно сказал он.

Милоу, казалось, был смущен.

— Это чуть больше одного процента, — уязвленно настаивал он.

— И чуть меньше полутора процентов, которые мы обычно платим за хорошую идею, — сказал Йоссарян. — Но тем не менее, это справедливо.

— Йоссарян, — попытался убедить его Уинтергрин, — тебе почти семьдесят и ты неплохо обеспечен. Загляни себе в душу. Неужели для тебя имеет значение еще какая-то сотня тысяч долларов, неужели тебя волнует, если весь мир отправится в тартарары от ядерного взрыва после того, как тебя не станет?

Йоссарян хорошенько заглянул себе в душу и честно ответил.

— Нет. Но вы двое не моложе меня. Неужели для вас важно, заработаете вы себе еще больше миллионов или нет?

— Важно, — с чувством сказал Милоу.

— В этом-то и состоит главное различие между нами.

— Ну, теперь, когда мы одни, — сказал Нудлс. — Ты ведь и правда считаешь, что я говно?

— Не большее, чем я, — сказал Йоссарян.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Нудлс Кук. — Разве нас можно сравнивать?! Ты посмотри, на что я только что согласился!

— Ведь это я сделал тебе такое предложение.

— Но я-то его принял! — возразил Нудлс. — Йоссарян, кроме меня, здесь есть еще девять наставников, которые так набиты говном, что тебе в жизни не сравняться с ними, да и мне до них далеко.

— Сдаюсь, — сказал Йоссарян. — Нудлс Кук, ты — большее говно, чем я.

— Я рад, что ты смотришь на это моими глазами. А теперь позволь мне показать тебе нашу комнату для игр. Я становлюсь асом в видеоиграх, я играю лучше, чем кто бы то ни было. Он очень мною гордится.