Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За спиной глубоко и мощно, словно кузнечный мех, вдохнул воздух искупитель. Елена сглотнула, представив, сколько времени она пробыла в столице, пока здесь ежедневно творилось… что-то запредельное в обыденной мерзости. Хотелось то ли плюнуть, то ли сразу вытошнить неожиданный привкус желчи во рту.
- Да, она, - сумрачно произнесла Елена, глядя на девочку с предельно возможным презрением и высокомерием, стараясь ни словом, ни жестом выдать личный интерес.
- Человеков покупать изволите, значит, - приторно-сладким голосом осведомился патриарх.
- Торговля человеками запрещена, - строго поправила женщина. – Я нанимаю. По старому обычаю, деньги за работника идут в семью.
Никаких обычаев по данному вопросу, насколько знала Елена, не существовало, оплата «в род» организованно практиковалась лишь у горцев-наемников. Однако женщина решила, что красивый оборот, рассчитанный на жадность, тут, по меньшей мере, не повредит.
- Хорош товар то, - еще слаще протянул мужик.
- Не хорош, - покачала головой Елена. – Госпожа хотела куколку, послушную и красивенькую. А это забитое чучело.
Обсуждаемое, как на рабском рынке, «чучело», молча смотрело в пол, крючась и сутулясь, будто настоящая горбунья. Взгляд по-прежнему выражал тупое отчаяние и горькую безысходность.
- Так не бери, - ухмыльнулся патриарх. – Коль нехорош то.
За его спиной отвратительно, как ведьма в сказке, улыбалась мать, сверкая единственным, очень длинным и белым зубом в черном провале рта. Шепоток вдоль стен усиливался.
Промашка, нехорошо выходит, подумала Елена. Перебор…
Можно и нужно было как-то исправить положение, попробовать переторговаться, но женщина чувствовала, как ее начинает захлестывать ярость. Снова, как в Мильвессе, когда все закончилось молотком и гвоздями. Не буду я с вами рядиться да спорить, решила она, холодно и рассудочно. Не буду. Мы пойдем иным путем, как завещал Ленин.
- Так и не возьму, - пожала плечами Елена. Развернулась и шагнула к двери, поймав вопросительный взгляд Насильника. Кинула ему по-барски:
- Ступай за мной, чего уставился?
Искупитель моргнул, как жаба перед стремительным броском языка в жертву, затем будто понял некий секрет и молча шагнул вслед «хозяйке».
А что делать дальше, подумала Елена. Если блеф не удастся? Останется лишь прийти ночью и пожечь тут все в угли. Но после такого - лишь бежать, не возвращаясь в Пайт. Слишком многие ее здесь видели, соотнести разбойницу со столицей и Ульпианом – вопрос времени.
Шаг, еще шаг, вот уже и дверь… В голове было пусто и холодно, как в чулане, выстуженном лютой зимой. Елена почувствовала, как багровый туман потихоньку затапливает сознание.
- Эй-эй! – почти крикнул в спину кулак. – Че сразу так то!
Несмотря на прилив яростного желания убивать и жечь, Елена расчетливо сделала еще два шага и лишь затем как будто расслышала.
- Да? – безразлично спросила она в пол-оборота.
- На девке то клин не сошелся! - бородатый мужик проявлял готовность к негоции. Теперь к нему присоединился парень, здоровенный и стриженый «под горшок», судя по физиономии – еще один сын, должно быть, старший.
- Другую найдем, хорошую, - пообещал кулак. – Ежели по старинному обычаю… В семью, денежку то…
- Другой не надобно, - Елена машинально стала подстраиваться под говор сельских. – Приказ был на эту. Если найму кого-то иного, плетей уже мне достанется. А из этой, - она махнула рукой. – Вы мешок для битья какой-то сделали.
Семейная троица как по команде сделала хмурые, задумчивые лица. Елена тоже нахмурилась, испытующе глянула не девочку, стараясь походить на одну из теток из квартала продажной любви. Чтобы взгляд казался таким же циничным и бездушным, как у торговца в мясном ряду.
- Вы ей ничего не поломали? – строго осведомилась она, стараясь аккуратно перехватить инициативу и навести на мысль, что торг все еще уместен, однако по сниженным ставкам. – Ходит как-то криво…
- Так ублюдка то выдав… - сын осекся под зобным взглядом старухи. – Скинула дура. Оттого и шкандыбает враскоряку.
Елене пришлось использовать все душевные силы, чтобы превратить гримасу ненависти в что-то хоть отдаленно похожее на купеческий оскал. Насильник за спиной пристукнул копейным древком о пол. Женщина была абсолютно уверена, что ей достаточно пары слов – и боевой дед не оставит здесь в живых никого. Беда в том, что задача голым насилием не решалась…
Она подошла к девочке ближе, обошла кругом, щурясь, презрительно цыкая зубом.
- Плох товар, - вынесла Елена суровый вердикт. – Но… - она сделала томительную для противной стороны паузу. – Если подлечить и подкормить, может, сгодится. Опять же, тихая, послушная будет. Почем?
И снова перешептывание, зловещее, как шорох насекомьего хитина в темной норе. Кулак встал и прошелся туда-сюда, будто в раздумьях, но приблизившись к Елене.
- Ну… ежели так подумать… в хороший дом… с занятиями там разными… Что ж, значит, решено, сотни коп хватит, - заявил он, будто все уже было оговорено и согласовано.
Сто коп, ни хрена себе, как точно угадал, удивилась женщина. Копеечка в копеечку весь гонорар Дан-Шина.
- Дружище, а не охренел ли ты? – совершенно искренне осведомилась Елена. – Баронским слугам в год платят хорошо если по двадцать серебряных, и то много! А ты хочешь в пять раз больше за битую скотинку!
- Так то жалованье господским, что на всем готовеньком, - осклабился продавец живого товара. – А это вольная птица.
Ах, ты ж, мудила, искренне подумала Елена. Кулацкая морда, надо полагать, была в курсе парадоксальной диспропорции в оплате труда. Дворянские прислужники, “слуги тела”, действительно получали намного меньше обычных, причем в разы. Считалось, это компенсируется полным пансионом, дарами в праздники, а также выдачей раз в год «подъемных» на одежду или сразу ткани для пошива.
Кулак старательно глядел куда-то в сторону, пряча взгляд, но пару раз хитрые глазки мазнули по рукам женщины. Елена сомкнула ладони, переплетя пальцы так, чтобы не вышло схватить за руку и