ощутила со всей остротой, что вокруг – не Земля. И хоть этот мир в целом очень похож на земной Ренессанс, он чужой, неизведанный, живет по собственным правилам.

Наконец, почтительно склонив голову, Елена вошла, стараясь затеряться среди паломников, чей поток никогда не заканчивался. А затем поняла, отчего даже такая приземленная личность как Грималь отзывался о храме исключительно с заглавной буквы. Это был не Храм, а настоящий ХРАМ, подлинное чудо света, реликт ушедших времен, который никому и никогда не удастся повторить.

Елена не разбиралась в архитектуре, поэтому не могла профессионально оценить внутреннее убранство, все эти колонны, залы, выгороженные помещения, очень похожие на молельни; лестницы, ведущие в подвалы или крипты. Витражи, цветные стекла, многоцветная роспись высоченных потолков. Все было относительно привычным и напоминало типичный западноевропейский храм с фотографии или видеоролика. И все было ничем по сравнению с полом Храма.

Это нельзя описать с ходу в нескольких словах, потому что сравнивать не с чем. Казалось, в давние времена некий искусник взял – и наполнил новостройку расплавленной ртутью, как заливают воском выдолбленную дощечку церы. И так же как застывает воск, образуя гладкую, чистую поверхность для записей, застыл и жидкий металл, покрыв гигантское пространство в тысячи квадратных метров без единого изъяна и пропуска. Весь пол огромного сооружения представлял собой одно сплошное зеркало, выполненное как цельный монолит, без стыков. Это зеркало отражало не столько формы, сколь цвета, и казалось, что идущий парит в райских кущах, окруженный чудесами праведной жизни. Несмотря на века посещений, ни единая царапина не исказила ртутную поверхность, и каждый шаг, каждый звук в Храме отражался от удивительного пола, живя собственной жизнью. Тысячи шагов, шепот пораженных верующих, тихие голоса молящихся, песнопения служителей церкви… Все это сливалось в единую мелодию, подлинный гимн Пантократору, Отцу и Создателю всего сущего на земле, под ней и в небесах. Ежесекундно изменчивую и неизменно прекрасную.

Елена поймала себя на том, что готова преклонить колени, вспоминая редкие слова молитв, случайно задержавшиеся в памяти. Многие вокруг нее так и поступали. Женщина сделала несколько неверных шагов, прислонилась к стене, точнее ограде чуть выше плеча, за которой начиналась лестница вниз, куда-то в храмовое подземелье. У Елены кружилась голова, совместный удар цветовых чудес и акустики напрочь отшиб здравый смысл. Перегруженное впечатлениями сознание балансировало на грани обморока или транса. Хуже всего – и прекраснее всего – была музыка, рождаемая из каждого движения, она пронизывала тело и душу, выжимала слезы восторга и горечи от осознания, что все это – лишь частица царства Божьего на земле, а за воротами Храма терпеливо ждет обычный мир, где правит людское несовершенство и сильны происки Темного Ювелира.

Елена сползла по стенке, не сдерживая слез, переживая эмоциональный взрыв, где смешалось все, от благоговения до горя и тоски по земной жизни. А затем…

- Ты выбежала из Храма так, будто все воинство дьявола преследовало тебя.

- Мне было видение, - кратко ответила Елена, чуть подгоняя лошадь.

Солнце уже грозило вот-вот зацепиться за верхушки деревьев, вечерний холодок спешил напомнить о себе, разогнав летний жар.

- Какое? – бесстрастно уточнил Насильник. Казалось, он совсем не удивился откровению женщины, а с другой стороны, чему бы удивляться? Как глубоко религиозный человек Искупитель твердо знал, что мистические проявления и чудеса представляют собой неотъемлемую часть вселенной.

- Я видела… мир, - медленно проговорила Елена, стараясь подобрать нужные слова. - Но не глазами. Это было скорее как знание, воспоминание. Картинка, но в уме, а не перед тобой. Такая же неверная, зыбкая. Понимаешь?

- Да, - кивнул Насильник. - Продолжай.

- Я видела будущее. Мне кажется, это был Мильвесс. Наверное. Это выглядело как будущее, то, чего еще нет, то, что возникнет спустя века после нас. Очень, очень далеко от сего дня. Но это был странный мир… двойственный.

- Двойной?

- Нет, двойственный. То есть один, в двух видах.

Елена задумалась, соображая, как передать ощущение одного состояния, которое с огромной скоростью переключалось меж двумя полюсами. Частый спецэффект в играх и кино, развернутый на вселенную целиком. Как обычно в таких случаях – не хватило слов, поэтому она ограничилась кратким:

- Два города как будто существовали одновременно. Один Мильвесс, но в двух равных образах.

- Интересно, - без явных эмоций отозвался Насильник.

- И они были разные, - повторила женщина, мучительно кривясь, преодолевая неприятное воспоминание. - Один город летящий, воздушный.

Она покрутила в воздухе пальцами, бессильно пытаясь передать словами то, что не увидела, а провидела. Как описать небоскреб человеку, для которого пять этажей – невероятно много? Тем более, что на небоскребы те впечатляющие конструкции походили исключительно высотой.

- Он как будто стремился к солнцу, бело-синий, с летающими кораблями. Сила неба воплощалась в нем и питала его. Другой же был приземист, как силач, он уходил в море десятками языков… Ну, то есть не языков, конечно, это были причалы, трубы, железные дороги для самобеглых телег. Много дымов от высоченных труб… мануфактур. И корабли, огромные корабли, способные ходить и по волнам, и под ними.

- Сила моря? – внезапно спросил Насильник, и Елена поразилась, как точно и умно искупитель схватил мысль.

- Да! Это был город океана. Все дороги и силы моря сходились к нему, питая жизнью. Но самое главное…

Она снова задумалась. Елена так погрузилась в свои мысли, что вообще перестала следить за собой и корчила ужасные рожи, действительно походя на одержимую. Насильник молча слушал и ждал.

- И там была площадь. В обоих городах. Одна и та же, почти одинаковая. И памятник на площади, огромный! Скульптурная группа. Мужчины, женщины. Такое, знаешь, все торжественное, монументальное.

- Героическое?

- Да-да. Образы мудрые, величественные. Два города, два памятника. И разные люди. Как герои или основатели… или основатели-герои. Видно, что замысел был один в обоих видах. Хотели отобразить правителя и его сподвижников. Но у каждого города были свои герои. Образы размытые… Они все время изменялись. Я никого не узнавала. Почти никого. Помню, в одной группе был сердитый старик с крючковатым носом, высокий, в какой-то хламиде. Лицо породистое, но какое-то злобное, свирепое. А в другой…

Елена посмотрела на искупителя со странным выражением, чуть ли не виновато.

- В другой был ты.

Насильник даже в седле покачнулся и чуть не выронил оружие.

- Что? – спросил он недоверчиво. – Ты путаешь, должно быть!

- Может, и путаю, - не стала спорить