Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я лежу недвижимо на полу в ожидании Божьей кары, но потом часы бьют два, я вспоминаю, что мне пора вернуться в Версаль, пообедать с Анжеликой, моей свекровью. Если я не потороплюсь, то наверняка опоздаю.
От Луизы де Майи
Улица Сен-Тома-дю-Лувр, Париж
6 января 1744 года
Милая моя Гортензия!
Приветствую тебя. Прими мои благословения с Новым годом. Пусть этот год принесет здоровье и процветание тебе, твоему супругу и двум вашим детям. Благодарю тебя за новогодний подарок – голубую шелковую рубашку, но должна признаться, что не буду ее носить. Я уже перестала ухаживать за лицом и интересоваться нарядами, как это было много-много лет; теперь я не ношу на теле ничего, ласкающего кожу. Если хочешь преподнести мне подарок, прошу тебя, пожертвуй на благотворительность; в особенности я опекаю больницу Сен-Мишель, где заботятся о брошенных детях.
Молюсь о вас всех. Знаю, Гортензия, что ты очень набожна, но продолжаю молиться, чтобы ты не свернула с праведной дороги, которую для себя избрала. Я так же молюсь за Марианну и Диану, но на искупление их грехов я не надеюсь. Я до сих пор не могу простить Марианну, но тем не менее благодарна ей: она помогла мне отдалиться от прежней жизни и увидеть собственные ошибки.
Я молюсь за душу Его Величества, но уже не молюсь о нашей встрече. Эта страница моей жизни перевернута, книга захлопнута, больше никто и никогда ее не откроет. Нет, я молюсь за него, как молилась бы за человека, которого когда-то любила. А когда вспоминаю, как незаметно увела его от праведной жизни, к которой он когда-то стремился… Ох! Смогут ли двадцать лет епитимьи искупить этот грех?
Прошу, дай знать, если малыши Фредди и Эдди приедут из Пикардии в Париж в этом году, я бы очень хотела с ними познакомиться. Время от времени я навещаю сына Полины, он здесь воспитывается с сыном Ноай. Но должна признаться, мне больно на него смотреть: как же он похож на своего отца! Мальчик обожает сахарное печенье, и, приезжая, я обязательно привожу ему коробочку.
От Гортензии де Флавакур
Версальский дворец
11 февраля 1744 года
Дорогая моя Луиза!
Вести о твоей набожности уже распространились повсюду, и я им чрезвычайно рада. Прости за неуместный подарок на Новый год. Я сделала пожертвование в больницу Сен-Мишель, как ты и советовала, но, признаюсь, с неохотой: всем хорошо известно, что дети такого сомнительного происхождения вырастают ленивыми попрошайками. И я уверена, что не стоит их поощрять.
Не буду утомлять и расстраивать тебя новостями при дворе, хотя взяла на себя смелость и прочитала твое последнее письмо Ее Величеству. Мы быстро подружились; знаю, ты будешь счастлива, поскольку привязанность, которую ты к ней испытывала, была настоящей. Королева минувший четверг, праздник Святой Веридианы (одной из особо чтимых ею мучениц), посвятила молитвам за твою душу и изменения в твоей жизни. К сожалению, Марианна в тот день не прислуживала – ей ловко удается избегать своих обязанностей у королевы. Хотя чему тут удивляться?
Она такая же гадина. Король околдован, но я точно знаю, как и каждый богобоязненный человек при дворе, что действие любого зелья, даже самого сильного, со временем улетучивается. Скорей бы настал этот день! Я с нетерпением и радостью жду, в какой же монастырь ее выдворят. Диана еще больше поправилась, и ходят ужасные, просто омерзительные слухи и намеки… нет, не могу это написать, боюсь, что лишусь чувств прямо у письменного стола.
Париж и Версаль
Апрель 1744 года
Моя служанка, Леона, рассказала мне об известной в Париже гадалке, которая на редкость точно делает предсказания, и поэтому сейчас считается модным гадать у нее. Она даже предсказала внезапную смерть графа де Монвиля, который сгорел заживо, – от свечи занялись его кружевные рукава. А такие пророчества дорого стоят. Ее называют просто мадам Сибилла, живет она на улице Пердю, возле Нотр-Дам. Благоразумнее самой отправиться к ней, чем приглашать ее сюда, в Версаль, поэтому я надеваю вуаль и меховую накидку, чтобы не замерзнуть, и отправляюсь в Париж, в надежде услышать, что же ждет меня в будущем.
У гадалки я впервые. Несколько десятилетий назад они были крайне популярны, но сейчас к ним относятся скорее с подозрением. Я думаю, не стоит кому бы то ни было рассказывать о визите к гадалке; если об этом узнают обитатели Версаля и парижские сплетники, уверена, что меня тут же обвинят в колдовстве и некромантии, в попытках отравить королеву и сотне других гнусных грехов.
Мы с Леоной ожидаем гадалку в гостиной – комнате с крашеными стенами и ужасной старой мебелью. За нами наблюдает лежащая у камина собака. Экрана у камина нет, комнату освещают всего три свечи.
– Знаешь, – говорю я Леоне, – не производит она особого впечатления. По всей видимости, не очень-то она разбогатела на своем колдовстве. А где в этой чудовищной комнате лакей?
Стоящая рядом Леона замирает, а потом осторожно отвечает:
– Супруг мадам Сибиллы – серебряных дел мастер. Она никак не может быть нищей.
– М-м-да… – И тем не менее комната откровенно пугает. Как так можно жить?
Входит мадам Сибилла. Она на удивление молода, на ней свободное платье из какого-то дешевого золотистого материала, а на голове искусно наверченный тюрбан. Совсем не так я представляла себе мудрую гадалку, ожидая увидеть женщину постарше, которая выглядит как старая карга. Она жестом приглашает меня сесть за то, что, наверное, считается обеденным столом: он уже почернел от старости, одна ножка сломана. Мадам Сибилла зажигает еще несколько свечей, которые отбрасывают кривые тени в темной комнате, кладет на стол большую колоду карт.
Я выбираю карты. Она их переворачивает и несколько минут пристально изучает. Я вздрагиваю, и не только потому, что в этой унылой комнате холодно. Помимо воли дыхание учащается, сердце колотится в груди. Женщина пристально смотрит на меня.
– Что там? – вопрошаю я.
– Ничего, мадам, – медленно отвечает она. – Я просто редко вижу, чтобы одному человеку выпадала такая счастливая карта. – Она поднимает голову и улыбается мне. Слишком широко. Она говорит хриплым голосом, с незнакомым южным акцентом.
– Вижу новые приключения и великие дела. Влияние. Вижу… – Она закрывает глаза, потом берет в руки карту, на которой нарисована перечеркнутая мечом корзина Деметры, богини плодородия. – Вижу, что болезни отступили и надежды исполнились.
Несколько расплывчато, но, в общем, хорошо.
– А мой… любовник?
– Удачный год для него. Вдали – беда и убитые, но ни ему… ни вам ничего не грозит.
– А наша любовь?
– Крепка, как эта башня! – Она указывает на каменную башню, окруженную высокими деревьями, и я вижу, что ногти у гадалки выкрашены черным. – Прочна.