— Вернись сейчас же — это моя птичка! — кричала ему вслед Дарлина.

Лана Ли с воплями тоже выскочила на эстраду. Оркестр заглох. Несколько престарелых клиентов убрались с пути Игнациуса, барахтавшегося между столиками, ревя, как лось, и избивая массу розовых перьев, припаявшуюся к его уху и плечу.

— Как сюда попал этот крендель, к чертовой матери? — спросила у перепуганных хрычей Лана Ли. — Где Джоунз? Притащите мне кто-нибудь сюда этого Джоунза.

— Иди сюда, чокнутый! — верещала с эстрады Дарлина. — У меня же премьера. Ну почему ты приперся именно сегодня?

— Боже милосердный, — ловил Игнациус ртом воздух, пробираясь наощупь к двери. За кормой он оставлял лишь опрокинутые столики. — Изверги, как смеете вы натравливать бешеную птицу на ничего не подозревающих посетителей? Можете ожидать, что наутро вас привлекут к суду.

— Куда пошчол? С тиебя должен мние дваццать чшитыыр долляр. Тиы платииш сейчшас.

Игнациус своротил еще один столик — они с попугаем неукротимо рвались вперед — и тут почувствовал, как серьга ослабла, и какаду с кольцом, по-прежнему твердо зажатым в клюве, свалился с его плеча. В ужасе Игнациус выскочил в дверь, оттолкнув латину, с великой решительностью размахивавшую перед ним счетом.

— В-во! Э-эй!

Игнациус наткнулся на Джоунза, совершенно не ожидавшего, что его саботаж примет столь драматические пропорции. Задыхаясь, сжимая свой зацементировавшийся клапан, Игнациус стремился вперед, на улицу — прямо под надвигавшийся автобус «Страсть». Сначала он услышал, как завизжали люди на тротуаре. Затем — грохот колес, пронзительный стон тормозов, — и только после этого поднял голову. Свет фар всего в нескольких футах от глаз моментально ослепил его. Огни поплыли, погасли — он потерял сознание.

Он рухнул бы прямо под колеса автобуса, если бы Джоунз не выпрыгнул на проезжую часть и не вцепился бы своими ручищами в белый халат. Поэтому Игнациус свалился на спину, и автобус, обдав его дизельным выхлопом, прогромыхал всего в дюйме-другом от его сапог пустынной модели.

— Он подох? — с надеждой в голосе спросила Лана Ли, осматривая гору белой материи, образовавшуюся на мостовой.

— Навиерно, нет. Он мние должен дваццать чшитыыр долляр, maricon.

— Эй, просыпайсь, чувак, — сказал Джоунз, обдувая дымом распростертую фигуру.

Мужчина в шелковом костюме и фетровой шляпе выступил из переулка, в котором притаился, когда увидел, как Игнациус входит в «Ночь Утех». Выход же его из клуба был настолько свиреп и внезапен, что мужчина растерялся и действовать начал только сейчас.

— Позвольте-ка, — сказал мужчина в шляпе, склоняясь над телом и прислушиваясь к сердцебиению Игнациуса. Б у хавшие внутри литавры говорили о том, что под квадратными ярдами белого халата жизнь еще теплилась. Он подержал Игнациуса за запястье. Часы с Микки Маусом разбились. — Все в порядке. Он просто в обмороке. — Мужчина откашлялся и слабо произнес: — А ну все расступитесь. Дайте ему воздуху.

Улица заполнилась народом, а автобус остановился в нескольких ярдах от них, перегородив все движение. Внезапно все стало походить на Коньячную улицу во время Марди-Гра.

Сквозь тьму своих очков Джоунз присмотрелся к незнакомцу. Выглядел тот знакомо — точно хорошо одетая версия того, кого он уже где-то видел. Особенно знакомыми казались безвольные глаза. Такие же Джоунз припомнил над рыжей бородой. А потом вспомнил их и под синей фуражкой в участке — в тот день, когда произошел инцидент с арахисом. Он ничего не сказал. Полицай есть полицай. На них лучше всего не обращать внимания, пока не достают.

— Откуда он взялся? — вопрошала Дарлина у толпы зевак. Розовый какаду снова восседал у нее на руке: из клюва его золотым червячком свисала сережка. — Ну и премьера. Что же нам делать, Лана?

— Ничего, — зло ответила та. — Пускай этот крендель тут валяется, пока дворник не подберет. Дай-ка я лучше займусь Джоунзом.

— В-во! Эй! Эт кошак унутрь вломился и все тут. Уж мы и дрались, и пихались, а мамке, видать, уж так хотелось в «Ночью Тех» запопасть. Я перепужался — еще кустюм, что вы мне в прокат взяла, порву, вам же заплотишь потом, так «Ночью Тех» обаротится еще. В-во!

— Заткни пасть, умник. Мне, наверное, все же придется всем моим дружкам в участке позвонить. Ты уволен. И Дарлина тоже. Я ведь как чувствовала — не надо мне было тебя на сцену выпускать. И убери эту проклятую птицу с моего тротуара. — Лана повернулась к толпе. — Ну что, народ, теперь, раз уж вы все здесь, как насчет заглянуть в «Ночь Утех»? У нас тут шикарное шоу.

— Mira, Ли. — Латина обдала хозяйку халитозом. — А кто дваццать чшитыыр долляр за эти чшимпань платиить?

— Ты тоже уволена, дура мексовая. — Лана улыбнулась. — Заходите, народ, наслаждайтесь хорошим коктейлем, который смешают вам по любому вашему рецепту наши эксперты по смесям.

Толпа, тем не менее, больше тянула шеи в сторону громко сопевшей белой горы и не спешила принять приглашение к изыскам.

Лана Ли уже собиралась было подойти и пнуть этот курган, чтобы побыстрее пришел в себя и убрался из ее канавы, но мужчина в шляпе вежливо сказал:

— Мне бы хотелось от вас позвонить. Может быть, лучше вызвать скорую помощь?

Лана осмотрела шелковый костюм, фетровую шляпу, отметила слабый, неуверенный взгляд. Мягкотелого всегда видно — а с этим рохлей все в порядке. Богатый врач? Юрист? Может, еще получится превратить это маленькое фиаско в доход.

— Конечно, — прошептала она. — Послушайте, ну что вам зря тратить вечер и возиться с каким-то типом, валяющимся на дороге? Какой-то бродяга. А вам, похоже, немного повеселиться не повредит. — Она обошла сопевшую и вулканически всхрапывавшую гору в белом халате. Где-то в стране грез Игнациусу виделась перепуганная до смерти Мирна Минкофф — она стояла перед судом Вкуса и Пристойности, и суд постановлял, что ей не хватает ни того, ни другого. Ужасный приговор сейчас прозвучит: в наказание за бессчетные преступления ее личности гарантирован какой-то физический урон. Лана Ли приблизилась к мужчине и сунула руку куда-то в золотой парчовый комбинезон. Она присела рядом на корточки и исподтишка, прикрывая ладонью, показала ему фотографию с Боэцием. — Погляди-ка, малыш. Не хотел бы ты провести вечерок вот с такой?

Мужчина в шляпе отвел глаза от побелевшего лица Игнациуса и посмотрел на женщину, на книгу, на глобус, на мел. Потом еще раз прочистил горло и произнес:

— Я — патрульный Манкузо. Работаю под прикрытием. Вы арестованы за приставание к мужчинам и владение порнографией.

Именно в этот момент три члена прекратившего сушествование дамского вспомогательного корпуса — Фрида, Бетти и Лиз — с топотом ворвались в толпу, окружавшую Игнациуса.

Игнациус открыл глаза и увидел, как над ним парит что-то белое. У него болела голова и пульсировало ухо. Потом в изжелта-небесных глазах медленно прояснилось, и, превозмогая боль, он осознал, что смотрит на потолок.