— Выглядите вы довольно изможденно. Что вам стоит — столкните кого-нибудь, залезьте в одну из этих постелей и вздремните. Зайдете примерно через час.

— Я всю ночь не сомкнула. Как Анджело позвонил мне да сказал, что ты в больнице, я ж чуть ударом не хватилась. Чуть на пол в кухне не упала прямо себе на голову. Я б могла же ж череп себе раскроить. Побежала себе в комнату потом одеться, так лодыжку вывихнула. А пока ехала сюда, чуть в аварию не попала.

— Еще одной аварии только не хватало, — ахнул Игнациус. — На сей раз мне придется зарабатывать в соляных копях.

— На, дурашка. Анджело сказал тебе передать.

Миссис Райлли нагнулась и подняла с пола массивный том «Утешения Философией». Один угол его нацелился Игнациусу прямо в живот.

— Ауфф, — хрюкнул Игнациус.

— Анджело вчера вечером его в этом баре нашел, — дерзко призналась миссис Райлли. — У него из уборной ее кто-то украл.

— О, мой Бог! Это все подстроили нарочно! — возопил Игнациус, потрясая зажатым в лапах фолиантом. — Теперь мне все ясно. Я вам уже давно твержу, что этот монголоид Манкузо — наша Немезида. И теперь он нанес завершающий удар. Как невинно я предложил ему эту книгу. Как горько я ошибался. — Он прикрыл налитые кровью глаза и несколько мгновений невнятно что-то бормотал. — Обставлен потаскухой Третьего Рейха, скрывающей свое лицо извращенки за моей собственной книгой, за основой всего моего мировоззрения. О, мамаша, если бы вы только знали, как жестоко я обманут этим сговором недолюдей. Какая ирония — книга Фортуны сама приносит несчастье. О, Фортуна, дегенеративная ты распутница!

— Закрой рот, — рявкнула миссис Райлли, и напудренное лицо ее заострилось от гнева. — Ты хочешь, чтоб суда вся палата сбежалась? Что же мисс Энни скажет, а? Как я люд я м в лицо смотреть буду, а, дурак ты самашетший? А теперь еще больница хочет с меня двадцать долларов взять, чтоб я тебя отсуда выписала. Будто ш о фер на скорой не мог тебя в благодарительную отвезти, как приличного человека. Нет же, надо было в платную вывалить. Ну откуда я тебе возму двадцать долларов, а? Мне ж завтра за трубу твою платить еще. И человеку этому за дом его.

— Это неслыханно. Вам определенно не придется платить двадцать долларов. Это грабеж на большой дороге. А теперь бегите скорее домой, а меня оставьте здесь. Здесь довольно мирно. С течением времени я могу полностью восстановить свои силы. Именно этого требует сейчас моя психика. Если представится случай, прихватите мне в следующий раз карандашей и папку, которую найдете на моем столе. Я должен записать эту травму, пока она еще свежа в моей памяти. Войти в мою комнату вам разрешается. А теперь, если позволите, я должен отдохнуть.

— Отдыхать? И еще двадцать долларов платить за ночь? А ну, вставай с кровати. Я уже Клоду позвонила. Он приедет и заплатит за твой счет.

— Клоду? Во имя всего святого, кто такой этот Клод?

— Один знакомый.

— Так вот, поймите раз и навсегда одну вещь. Никто из посторонних мужчин не будет оплачивать мои больничные счета. Я останусь здесь, пока честные деньги не купят мне свободу.

— Вставай сейчас же с постели, — заверещала миссис Райлли. Она схватилась за пижаму, но тело утонуло в матраце, точно метеорит. — Подымайся, пока я по мордасам тебе не надавала.

Увидев, что над его головой уже занесен материнский ридикюль, Игнациус сел на постели.

— О, мой Бог! Да на вас туфли для кегельбана. — Он метнул побагровевший изжелта-небесный взгляд через край кровати, мимо видневшейся из-под юбки комбинации и спущенных простых чулок. — Только вы могли надеть туфли для кегельбана к смертному одру своего дитяти.

Однако, мать вызова не приняла. В ней кипела решимость, а ее преимущество питалось интенсивным гневом. Взгляд ее стал стальным, губы — тонкими и твердыми.

Все, что можно, шло не так.

* * *

Мистер Клайд открыл утреннюю газету и уволил Райлли. С торговой карьерой большой обезьяны покончено. Зачем этот бабуин надел форму после работы? Такая обезьяна, как Райлли может одним махом погубить десять лет попыток утвердить приличную торговую марку. У торговцев «горячими собаками» и так проблема с репутацией — вовсе не обязательно, чтобы один из них шлялся по улице мимо борделя.

Мистер Клайд кипел и пузырился вместе со своим котлом. Пусть Райлли только попробует появиться в корпорации «Райские Киоскеры» — сразу схлопочет вилкой в трахею. Однако, оставались халаты и этот пиратский костюм. Должно быть, Райлли спер пиратские причиндалы из гаража за день до происшествия. Большую обезьяну придется найти, в конце концов, хотя бы сообщить ему, чтобы больше не приходил. От такого животного, как этот Райлли, нельзя, в самом деле, ожидать, что он вернет казенную форменную одежду.

Мистер Клайд несколько раз набирал номер на Константинопольской улице, но там никто не отвечал. Может, его уже куда-нибудь упекли. Мать большой обезьяны, должно быть, мертвецки пьяной валяется где-нибудь на полу. Одному Богу известно, что она из себя представляет. Ну и семейка, должно быть.

* * *

Доктор Тальк пережил жалкую неделю. До студентов каким-то образом дошла одна из тех угроз, которыми несколько лет назад заваливал его этот психованный старшекурсник. Как она попала к ним в руки, он не знал. Но кошмарные результаты уже давали о себе знать. Подпольные слухи о записке медленно расползались; он уже стал посмешищем всего студенческого городка. За коктейлем на вечеринке один из коллег, в конце концов, объяснил ему причину хохотков и шепотков, то и дело прерывавших его занятия, раньше проходившие в почтительной тишине.

Эта фраза из записки о «развращении и растлении молодежи» была совершенно неверно понята и истолкована. Он не знал, не придется ли ему рано или поздно объясняться перед администрацией. А «недоразвитые тестикулы»… Доктор Тальк поёжился. Лучшим планом было бы, наверное, вывести все на чистую воду, но это означало бы отыскать самого бывшего студента, а он из таких, кто все равно будет отрицать любую ответственность. Возможно, следует просто объяснить, каким был этот мистер Райлли. Перед доктором Тальком он возник снова — в массивном кашне и с этой кошмарной юной анархисткой с саквояжем, которая повсюду таскалась с Райлли и засоряла территорию листовками. К счастью, в колледже она не задержалась, однако, сам Райлли, казалось, уже впишется там в пейзаж, будто пальмы или скамейки.

В один из особенно мрачных семестров они посещали у доктора Талька разные классы и прерывали его лекции разными странными звуками и наглыми ядовитыми вопросами, на которые не в состоянии был ответить никто, за исключением, быть может, Господа Бога. Он содрогнулся. Несмотря ни на что, он должен найти Райлли и добыть у него объяснение и признание. Одного-единственного взгляда на мистера Райлли студентам хватит, чтобы понять: его записка была бессмысленной фантазией больного разума. Он даже администрации даст посмотреть на мистера Райлли. Решение проблемы, в конечном итоге, — чисто физическое: предъявить мистера Райлли во всем изобилии его плоти.