– Одного не пойму, – сказал я, – этот Блен, иликак его там, говорил, что они послали в Гванеронию группу офицеров связи.

– Ты думаешь, только мы с тобой такие умные? Уверен, у нихтворится то же самое – кто-то кропает донесения из Гванеронии на собственнойдаче и кладет денежки в карман, а олухи вроде покойного Бленгенторна рискуютголовой. Вот что, садись-ка за отчет. Шеф требует, президент постоянноинтересуется гванеронскими делами.

– Не могу, – сказал я. – Ничего не могу.

– Я все понимаю, Патрик, – сказал Райли, – но чтоделать, ты на службе.

– Ты связался с разведкой нашего ближневосточногосоюзника? – спросил я.

– Свяжусь в скором времени. Вот что, Патрик, сегодня тысвободен, поезжай и напейся. Иди в любой кабак, в любой бордель, бей стекла,твори, что душе угодно, контора все оплатит, но завтра – будь как огурчик.Работы у нас невпроворот, надвигаются решающие события, Мукиели подходит кстолице, и пора подумать, как без шума прикрыть лавочку.

Он мечтательно уставился в потолок и продекламировал:

– Что за женщина жила, бог ее помилуй! Не добра и не верна,но мужчин она влекла с сатанинской силой.

Да, мужчин влекла она даже от Сент-Джаста, ибо Африкой была.Южной Африкой была, нашей Африкой была, Африкой – и баста!

Вот так, Патрик. Пусть на бумаге, но Африка – наша.

Часов до трех пополудни я пил у Джима. У Джима, как всегда,было людно и шумно, резво бегали официантки, обнажался под музыку кардебалет, ая сидел, уставившись на очередную пустую бутылку, и думал, что же мне теперьделать?

В истории с Гванеронией нет ничего необычного – мы с Райлиустали повторять это друг другу. С точки зрения обывателя, мир – всего лишьгазетная полоса, экран телевизора, и когда я сижу над очередной сводкой, яничем не отличаюсь от какого-нибудь Джонса, листающего воскресноеиллюстрированное приложение. Катастрофы, убийства, бои – для нас – нечтоэфемерное, существующее бог знает в каком измерении. Чтобы увидеть за чернымистрочками усеянное трупами поле, нужно будить фантазию, заставлять работатьвоображение, а зачем это мне, зачем это Джонсу? Мы летим в бомбардировщике наужасной высоте, я и Джонс, не видим земли, не видим, что натворили внизу нашибомбы. Но иногда сбивают и бомбардировщики, и пилотам, если они хотят спастись,приходится ползти по грязному полю, дрожа за свою шкуру…

– Мистер Грэм? – спросил незнакомый человек.

– Да, – сказал я. – Какого черта? Работаете накого-нибудь, что ли?

– Майор Цвий Ехлуми, военная разведка вашегоближневосточного союзника. Мистер Грэм, я буду краток. Нам стало известно, чтовы – агент-двойник, работающий на разведку Букиры. Возможно, и на палестинцевтоже – ваши связи с небезызвестной Митчел…

– Что с Мтагари? – спросил я.

– К сожалению, несмотря на все принятые меры, толку от негоне добились, и он, увы, ускользнул туда, откуда даже мы не в состоянии егодобыть. Мистер Грэм, если вы не хотите разделить его участь, вы должнырассказать все о контактах с людьми Букиры и Арафата, о деятельностиГванеронской разведки в вашей стране. Как и когда завербованы полковникомЧегудумой и Джейн Митчел, что успели передать. Словом, вы знаете, чего мы отвас ждем.

Честно говоря, сначала я хотел «расколоться», наговорить имс три короба – это было тем более легко, что речь шла не о реальномпредательстве. Однако Джейн стояла перед глазами, и меня взбесило, что за мнойохотятся в моей собственной стране эти подонки, едва ли не превратившиеся изнаших союзников в наших хозяев, и я сказал:

– Пошел вон.

– Не глупите. Если будете запираться, отправим вас следом завашими сообщниками.

– Пошел вон!

Он отошел, исчез в толпе танцующих. Я протрезвел мгновенно,расплатился, постоял около столика, словно бы раздумывая, и вдруг опрометьюбросился на кухню, расшвыривая удивленных официантов. Вряд ли они перекрылислужебные выходы.

Они и не перекрыли. Я сел в первую подвернувшуюся машину,стоявшую незапертой. Но что дальше? Я бесцельно крутил по городу, при мне былпистолет и немного денег. Ехать домой бессмысленно – там наверняка засада, каки возле управления, – пока Райли свяжется с их представителями, пока тесвяжутся с моими преследователями, и все это придется делать через столицу,потому что их местных резидентов мы сплошь и рядом не знаем сами… Я уже ни начто не надеялся. И вспомнил про Саймона Марша, единственного близкого человека,не связанного с нашими играми, единственного журналиста, которого уважал,единственного, кто мне мог поверить сейчас, а поверив, объяснить согражданам,как их дурачат.

…Он сидел напротив, загорелый, бородатый, невозмутимый, иего маленькая квартирка с африканскими масками на стенах, сваленными на столе икреслах книгами и газетами, квартирка, где в кажущемся хаосе был на самом делесвой, известный одному хозяину порядок, действовала на меня как кружка ключевойводы на страдающего от жажды в пустыне. Здесь оставалась за порогом наша жизнь– с теми призраками, которых мы сами создавали.

– Ну, садись, – сказал Саймон и налил мнебренди. – Что у тебя опять стряслось? Ты же, как правило, заявляешься,когда тебе необходимо поплакаться в жилетку…

– Плохо, – сказал я. – Саймон, старина, понимаешь…

Зазвонил телефон. Саймон сграбастал трубку здоровеннойлапищей, послушал и взглянул на меня с недоумением и жалостью.

– Это из «Глоба», – сказал он. – Понимаешь, такоедело…

– Не надо, – сказал я. – Все знаю. Сай, ты слышало Гванеронии?

– Вообще-то я месяц сидел в Южной Америке, но радио было и втом городишке. Банальная история – снова наши ради нефти лезут в авантюру. Да,а где эта Гванерония? Что-то я не помню…

Я рассказал ему все – как я выдумал эту проклятуюГванеронию, как мое создание помимо моего желания обрело плоть и кровь, как мыс Райли продавали на сторону оружие и разыгрывали спектакль для репортеров, каквмешались наши союзники, как началась охота за мной. Обо всем. Он внимательнослушал, хмыкал, теребил бороду, иногда перебивал вопросами о второстепенныхдеталях.

– Ты мне веришь? – спросил я, закончив.

– Безоговорочно, – сказал он. – То-то названиепоказалось мне незнакомым, я подумал сначала, что страну переименовали, новоеназвание, вроде Заира, Зимбабве, Бенина… Да, твой Райли прав – ваша сила вобыденности. Пороха вы не изобрели, вы изобрели велосипед.

– Сам знаю, – сказал я.

– Но вот чего ты хочешь от меня?

– Господи, это же ясно. Ты известный журналист, сотрудникгазеты, влиятельной настолько, чтобы ничего не бояться. Я тебе дарю сенсациювека, Саймон!

– Послушай-ка, – перебил он, – скажи честно – еслибы не погибла Джейн, если бы не стали охотиться за тобой, ты пришел бы ко мне?