Кирин присвистнул.

– Гадрит де Лор? В этом участвовал Гадрит Кривой?

– О да. Он – «волшебник». Были и другие, но все они уже умерли. Мне всегда казалось, что Гадрит не очень-то хорошо выбрал людей на роли из пророчества, но спорить с теми, кто считает себя избранным, невозможно. – Терин вздохнул. – Меня тошнит от одной мысли о том, что Дарзин помогал этой мерзкой кучке заговорщиков. – Он перевел взгляд на камин. В его глазах Кирин разглядел невиданное доселе у де Монов чувство: стыд.

Но в самом Кирине разгоралось совсем другое чувство. Он повернулся к своему деду и сказал:

– Сколько вы еще собираетесь покрывать Дарзина?

Терин бросил взгляд на Кирина.

– Я позволил тебе кое-какие вольности. Но не испытывай судьбу.

– Кто-то должен это делать, – парировал Кирин и снова вытер кровь с лица платком. – Что должно произойти, чтобы вы решили что-нибудь предпринять? Вам нужны неопровержимые доказательства того, что он нарушил законы самих богов? Сколько людей он должен запытать или убить? Я подозреваю, что выражение «хуже, чем смерть» описывает судьбу несчастных рабов вашего сына. Вы хоть понимаете, что он с ними делает?

– Они принадлежат ему. По закону он может делать с ними все, что захочет.

– Ну да, конечно, и его дети тоже «принадлежат» ему. И то, что он избивает своих собственных детей, когда ему заблагорассудится, похоже, вас не беспокоит. В Нижнем круге полно громил, у которых образования не больше, чем у рыбы, но им было бы стыдно так обращаться со своими родственниками. Где та черта, которую Дарзин должен пересечь? Я очень хочу это знать. Пытки? Убийство? Изнасилование?

– Хватит! – яростно крикнул Терин, и восклицательным знаком в этой фразе стал звон брошенного об пол бокала. – Не смей со мной так разговаривать.

Кирин осклабился.

– А что ты мне сделаешь, старик? Тоже меня ударишь?

Терин уставился на Кирина, двигая челюстью.

Юноша покачал головой.

– Похоже, я больше пошел в тебя, чем в Дарзина: меня тоже можно довести до такого состояния, когда мне уже на все плевать. Этот ублюдок отнял у меня все, что я любил. Все. Но не хвали себя за то, что ты защитил меня, ведь именно ты позволил ему это сделать…

– Я никогда…

– Это твоя вина! – завопил Кирин. – Он призывает демонов, он убивает людей и участвует в заговорах, а ты его покрываешь… Чему это может научить такого человека, как Дарзин? Он делает вывод о том, что может делать все, что пожелает, а дерьмо за ним всегда будешь разгребать ты? А ты сидишь здесь и жалеешь себя, думаешь о том, какое благородство и сдержанность ты проявил в общении с этим бешеным псом. Знаешь что? Это ты превратил своего сына в бешеного пса, и нет ничего благородного в том, что ты отказываешься его прикончить.

Терин не ответил, но выглядел он так, словно Кирин нанес ему смертельную рану. Он медленно осел в кресле и уставился на пол. Кирин почувствовал, как в нем растет злость и усиливается желание на что-то ее выплеснуть.

– Надеюсь, ты гордишься своим сыном, – сказал Кирин. – По-моему, вы друг друга стоите.

Когда Кирин ушел, Терин просидел у камина еще несколько часов и встал лишь для того, чтобы взять новый бокал и бутылку. Он все еще был там, когда госпожа Мия наконец нашла его и уложила спать.

Когда я проснулся, то обнаружил, что лежу ничком на черном каменном полу комнаты для тренировок и у меня изо рта течет слюна. Все тело болело – руки, шея, плечи, бедра и голени. Я чувствовал себя так, словно снова оказался на палубе для гребцов «Страдания».

Я застонал и поднял голову. Рядом сидел Док. Вместо чая на столе стояла бутылка, и из нее он налил себе вина в чашку. Он смотрел на одолженную мной арфу, хотя, судя по его отсутствующему взгляду, сейчас он видел совсем не ее.

Услышав мой стон, Док оглянулся, увидел меня и встал. Вид у него был недовольный.

– Это было жалкое зрелище, – сказал Док, подходя ко мне. Руку он мне не протянул. – Сколько раз ты умер – три дюжины, четыре? Чему тебя учил Дарзин – самым эффективным способам насадиться на вражеский меч?

Я едва не принялся защищать Дарзина, но вовремя остановился. Мой так называемый отец учил меня лишь для того, чтобы наказывать за отсутствие успехов.

– Ты опоил меня! Давай обсудим это!

– Я же говорил, что не дам тебе поблажки.

Я сделал глубокий вдох и подавил в себе желание заорать.

Кроме того, то зелье было не самой важной частью этой истории.

– Я знаю, как действует рискория. Таких видений она не вызывает. Как тебе удалось их создать?

Кажется, ему понравилось, что я это заметил. Он постучал по зеленому камню-цали, который висел на его шее. Тот же камень носил ванэ из Манола, который убил меня в этом видении.

Тот же самый камень.

– Разбиватель цепей, – сказал он.

Я заморгал.

– Что, прости?

Док усмехнулся, видя мое замешательство.

– Ты носишь Кандальный камень, а я – его брата, Разрубателя цепей. Мы с тобой принадлежим к очень маленькому элитному клубу, в котором всего восемь членов.

Я прикоснулся к камню, висевшему у меня на шее.

– Восемь? Всего таких камней восемь?

– Да. Каждый со своими свойствами, и с каждым связаны определенные дары и проклятия. – Док вытянул губы трубочкой. – Ну что же, давай поговорим о твоем обучении.

– Нет. Я хочу поговорить о Кандальном камне и Разрубателе цепей. Я хочу поговорить об иллюзии, которую ты заставил меня увидеть.

Док со вздохом закатил глаза. И потом внезапно превратился в размытое пятно и исчез.

Острие меча укололо мою шею.

– Не нравятся иллюзии? Тогда вот тебе реальность, юноша. – На моей ключице, прямо над Кандальным камнем появилась красная капелька. Камень горел ледяным огнем – на тот случай, если у меня оставались хоть какие-то сомнения в искренности моего учителя. – Реальность в том, что ты оказался в мире, который тебя ненавидит и с радостью выбросил бы твой гниющий труп на помойку. Реальность состоит в том, что у тебя нет ни навыков, ни знаний, необходимых для того, чтобы дожить хотя бы до следующего дня рождения. Реальность в том, что прятаться в пещере от таких чудовищ, как Релос Вар, – это не жизнь.

– Я не могу отсюда уехать, – резко бросил я, но не наклонился вперед, как сделал бы в другом случае. Я помнил, что к моему горлу приставлен меч. – Не заметить дракона ты не мог. Он убьет меня, если я попытаюсь выбраться с острова.

Док рассмеялся – довольно недружелюбно, как мне показалось.

– Старик тебя не убьет. На тебе же Кандальный камень.