Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме перечисленных наиболее постоянных посетителей К.Ф.Головина собиралось у него и множество других лиц переменного состава, причем нередко можно было у него встретить гр. П.А.Гейдена, впоследствии видного участника земских съездов, а затем главу немногочисленной партии мирного обновления; А.В.Евреинова — предводителя Суджанского уезда Курской губернии, женатого на одной из представительниц известной своим просвещенным меценатством и либерализмом московской купеческой семьи Сабашниковых[318], проявившего в качестве председателя местного сельскохозяйственного комитета ярко оппозиционное направление; кн. Павла Дмитриевича Долгорукова, перекинувшегося позднее в партию конституционных демократов; А.Н.Брянчанинова, честолюбивого политикана, не сумевшего пристроиться ни к какому определенному политическому течению.
Из петербургских бюрократов частым посетителем Головина был П.Х.Шванебах, занимавший впоследствии в кабинете Горемыкина и Столыпина должность государственного контролера. Он был несомненный знаток экономических вопросов и вообще отличался большой начитанностью, которой любил щеголять. Шванебах был убежденным и жестоким противником экономической политики Витте, причем не останавливался перед резкой критикой этой политики, хотя сам состоял в то время членом совета министра финансов. Его два финансово-политических исследования, «Денежная реформа» и «Наше податное дело»[319], по ясности, сжатости и содержательности изложения, в особенности первое из них, несомненно, много способствовали уяснению интересующейся читающей публикой как светлых, так и темных сторон финансовой политики Витте. Кроме того, Шванебах специализировался на анализе ежегодной государственной сметы и сопровождавшего ее всеподданнейшего доклада министра финансов. Доклад этот неизменно рисовал все финансовое и экономическое положение государства в нарочито розовом свете. Шванебах подвергал эти доклады всесторонней и жестокой критике, причем свои замечания и выводы, не имея возможности по условиям времени помешать в печати, докладывал в различных полу-публичных и частных собраниях, как, например, на так называемых «экономических обедах» и в состоявшем под председательством гр. Игнатьева Обществе торговли и промышленности[320], где, однако, обсуждение доклада Шванебаха было прервано распоряжением властей.
Чрезвычайно своеобразный характер всему салону К.Ф.Головина придавал сам хозяин: слепой паралитик, не владевший ногами и лишь слабо владевший руками, он тем не менее умел объединять людей даже иногда довольно различных взглядов, умел заводить беседу и даже, до известной степени, направлять ее. Физически разбитый старик сохранял юношескую живость ума и горячий интерес к самым разнообразным вопросам общественной и государственной жизни. Обладал он при этом совершенно исключительной памятью и весьма тонким памятливым слухом. По звуку шагов он узнавал всех входящих и любил их приветствовать, называя по имени и отчеству ранее, нежели они сами заговаривали. Голоса же всех своих многочисленных знакомых он запоминал по первому разу, причем умел их безошибочно отличать в общем перекрестном разговоре. Плодовитый романист, написавший не менее 15 томов различных беллетристических произведений, из которых некоторые не лишены таланта и тонкой наблюдательности, Головин был одновременно и литературным критиком, и весьма знающим экономистом, написавшим и в этой области несколько обширных исследований[321].
В салоне Головина находили отзывы все текущие события государственной и общественной жизни, но особенно частой темой беседе служили вопросы экономические. Последнее объяснялось и тем, что тогда вообще в государственном ареопаге первенствовала фигура Витте и возбуждали горячие споры принимавшиеся им решительные финансово-экономические мероприятия. Естественно, что собиравшиеся, как принадлежавшие преимущественно к землевладельческому слою, были противниками односторонней, направленной исключительно к развитию в стране промышленности, политики Витте. При этом, разумеется, пересаливали, с одной стороны, доказывая, что все осуществленные Витте реформы губительны для страны, а с другой, утверждая, что он ведет страну к определенному финансовому краху. Так, например, припоминаю, как однажды Н.А.Хомяков (впоследствии — председатель Третьей Государственной Думы), бывший до того директором одного из департаментов Министерства земледелия, ничтожесумняшеся утверждал, что введение у нас золотой валюты — еврейская затея!
Состоявшееся весною 1902 г. назначение Плеве было приветствовано собиравшимися у Головина как симптом предстоящего падения Витте. В связи с учреждением сельскохозяйственных совещаний, от которого, так как оно было передано в руки Витте, не ожидали в этом кругу никаких полезных результатов, собиравшимися у Головина был выделен небольшой круг лиц, задавшихся целью составить краткую записку, посвященную разбору всей нашей экономической политики и содержащую, изложение своих desiderata[322] в этой области. Записка эта предназначалась специально для Плеве, своевременно была ему вручена и, вероятно, дала ему некоторый материал в его кампании против Витте. Во всяком случае, представлявших ему эту записку от имени составлявшего ее кружка Плеве встретил чрезвычайно любезно и вел с ними продолжительную беседу.
Из сказанного видно, что главная причина поддержки Плеве дворянско-землевладельческими кругами происходила от их нелюбви к Витте и надежды, что первый свалит второго. Когда же эта цель была достигнута, у землевладельческого дворянства не было больше оснований поддерживать министра внутренних дел. Впрочем, существенно этому содействовала одна частная причина, а именно неутверждение Высочайшей властью избранного черниговским дворянским собранием губернским предводителем дворянства Муханова. Собрание это выбирало собственно не губернского предводителя, а двух кандидатов на эту должность, которые как бы представлялись на выбор престола. Однако не было случая, чтобы не утверждался тот из этих кандидатов, который получил большее число избирательных голосов[323]. Фактически вследствие этого выбиралось одно лицо, после состоявшегося выбора которого убеждали какого-либо дворянина баллотироваться во вторые кандидаты, при этом заведомо наперед знавшего, что ему положат меньшее количество избирательных шаров, нежели его предшественнику по баллотировке. По отношению к черниговскому Дворянскому собранию крепко установившийся обычай был нарушен. Государь утвердил губернским предводителем второго кандидата, причем сделано это было вопреки мнению министра внутренних дел. Плеве дважды докладывал о том крайне тяжелом и нежелательном впечатлении, которое неминуемо произведет такое решение даже на самые умеренные дворянские круги, являющиеся единственной органической опорой правительственной власти. Однако коль скоро решение это состоялось, Плеве — безусловно, верный и преданный слуга государя — не задумался принять на себя весь одиум[324] этой меры. На совет дать понять хотя бы черниговскому дворянству, что решение это принято не по его инициативе, Плеве решительно ответил: «Моя обязанность защищать государя, а не подвергать его нападкам общественности». За достоверность изложенного я ручаюсь, так как я присутствовал при этой беседе.
Вполне определившееся