с ними несколько развил мысли, заключавшиеся в словах, произнесенных государем, причем распространился о характере задуманной реформы местного управления и отводил при этом широкое поле для деятельности земских учреждений. Беседе этой он, очевидно, придавал большое, принципиальное значение, так как сущность сказанного им была передана представителям прессы, которая их тотчас и воспроизвела.

Словом, в начале своего управления министерством Плеве стремился заручиться поддержкой и симпатиями дворянских кругов и сохранить добрые отношения с земством. Усилия его в этом направлении первоначально не были бесплодны. Так, в самом Петербурге круг лиц, в общем не реакционного направления, не только приветствовал действия Плеве, но старался его поддержать, в особенности на почве его борьбы с Витте. Я имею в виду тех лиц, которые еженедельно собирались у К.Ф. Головина и образовали у него нечто вроде политического салона. Салон этот среди немногих политических салонов, имевшихся в Петербурге на рубеже XIX и XX вв., по своей политической окраске занимал среднее положение.

Значительно правее его был салон кн. В.П.Мещерского[311], издателя «Гражданина»: в нем собирались петербургские сановники, а также некоторые общественные деятели определенно ретроградного направления, причем посещали его с особым усердием лица, стремившиеся через посредство кн. Мещерского добиться: одни — министерских портфелей, другие — видных назначений в провинцию. По городским слухам, некоторым из них в течение известного периода это удавалось.

Левее бывавших у К.Ф.Головина был кружок «Вестника Европы», собиравшийся преимущественно у К.К.Арсеньева[312]. Это был салон, где встречались главным образом писатели, ученые и журналисты, но бывали там и приезжие земские деятели наиболее передовых взглядов. Господствующей нотой здесь был просвещенный либерализм, а пределом желаний — введение в России правового строя, иначе говоря, конституции, даже не парламентского типа.

Что же касается кружка лиц, собиравшихся у Головина, то это были преимущественно землевладельцы земской складки. Основным ядром этого салона были орловцы: Н.А.Хвостов, С.С.Бехтеев, А.А.Нарышкин и А.Д.Поленов[313]. Н.А.Хвостов занимал должность обер-прокурора 2-го (крестьянского) департамента Сената, но был типичным земцем первой формации, в течение долгого времени работавшим в орловском земстве и некогда, в 1882 г., приглашался Н.П. Игнатьевым в совещание сведущих людей. Народник типа 60-х годов, Н.А.Хвостов был ярым поклонником земельной общины и обособленного крестьянского управления и суда.

С.С.Бехтеев, бывший в течение многих лет председателем елецкой уездной земской управы, человек живого ума и не лишенный некоторых познаний в области экономических вопросов, составлял в то время исследование роста благосостояния страны, напечатанное под заглавием «Хозяйственные итоги истекшего сорокалетия»[314]. Труд этот, довольно растрепанного содержания, за отсутствием у автора знакомства с методами производства подобных исследований, содержал, однако, множество любопытных данных и немало живых мыслей. Первоначально столь же горячий поклонник общины, как Хвостов, он приблизительно к этому времени радикально изменил свой взгляд по этому предмету, превратившись в энергичного проповедника необходимости перехода крестьян к личному землевладению. Когда, уже после революционного движения 1905 г., Кривошеин, назначенный главноуправляющим землеустройства и земледелия, искал себе опоры, между прочим, в землевладельческих кругах, он провел С.С.Бехтеева в члены Государственного совета от короны[315], но там Бехтеев, подобно преобладающему большинству членов этой палаты, не имевших служебного бюрократического опыта, не играл сколько-нибудь видной роли.

А.А.Нарышкин, начавший свою деятельность тоже в орловском земстве, а затем последовательно занимавший должность подольского губернатора, товарища министра земледелия (при Ермолове), сенатора 1-го департамента и, наконец, члена Государственного совета по избранию дворянства, отличался исключительно высокими нравственными качествами и рыцарской честью. Органически не перенося никаких мер, направленных к стеснению человеческой деятельности, он, будучи ярым русским патриотом, тем не менее совершенно не разделял проводимой правительством политики по отношению к населяющим империю инородцам. В особенности порицал он нашу политику по отношению к полякам, что отчасти исходило из прочно внедренных в него славянофильских устремлений. Свою преданность славянской идее он доказал на деле, поступив добровольцем в ряды сербских дружин во время их борьбы с турками в 1876 г. Будучи ранен, он получил за участие в этой борьбе солдатский Георгиевский крест — единственный орден, которым он гордился. Впоследствии Нарышкин был избран председателем Славянского благотворительного общества, организации, преследовавшей, как известно, не столько гуманитарные, сколько политические цели. Кристально чистый, весьма доброжелательный, он по всему складу своего ума и характера был и остался на всех занимаемых им должностях типичным русским земцем 70-х годов.

Несколько и умственно, и физически ленивый, он был тем не менее и добросовестным работником, и серьезно образованным человеком. Славянофил чистой воды, он был убежденным сторонником триединой формулы — «самодержавие, православие, народность», влагая, однако, в эту формулу отнюдь не полицейское содержание. Для него самодержавие представлялось в виде таинственного общения между монархом и страной. «Народу — мысль, а власть — царю» — вот тот идеал, который представал перед его мысленным взором, причем вплоть до революционного брожения 1905 г. он почитал самого себя либералом.

А.Д.Поленов — тоже орловец, был человеком неглупым, но тупым и смотрящим на мир Божий через рисующие его статистические цифры. Вследствие этого свойства, когда в кружке Головина в 1899 г. обсуждался вопрос, поднятый впервые товарищем министра финансов В.И.Ковалевским, о том, что окраины государства, в особенности западные, живут и процветают за счет центральной части империи, которая вследствие этого истощается и беднеет, Поленов изложил основные положения и выводы, к которым пришел этот кружок, в испещренной статистическими данными брошюре. Выпущенная на правах рукописи брошюра эта отличалась странным внешним видом: она представляла собой тощую тетрадь в темно-серой обложке с заглавием, напечатанным серебряными буквами, и носила громкое название «Исследование экономического положения центральных черноземных губерний». Заключавшиеся в ней цифровые данные были довольно разнообразны, но освещены они были весьма односторонне. Habent sua fata libelli[316]. Брошюра Поленова имела два вполне реальных последствия. Во-первых, она составила карьеру ее автору, который вскоре после ее выпуска был назначен директором одного из департаментов Министерства земледелия, а затем товарищем министра того же ведомства. Оказалось, однако, что между составлением статистическо-экономической брошюры и заведованием обширной отраслью народного труда существует некоторая разница. Поленов в общем вполне подходил к «зеленому ведомству», как называли в то время, а именно при управлении им Ермоловым, Министерство земледелия как по цвету канта на мундире, присвоенном этому ведомству, так, в особенности, по той зеленой скуке, которая в нем царила. Скуку эту Поленов не развеял, а тотчас по оставлении Ермоловым должности министра земледелия преемником последнего был куда-то спроважен. Вторым последствием появления брошюры Поленова было образование, однако лишь три года спустя, особого совещания, получившего в просторечии наименование комиссии по оскудению центра. Дело в том, что