Никакие убеждения одного из сотрудников Плеве не предпринимать этого бесцельного и ложного шага при этом не подействовали, причем несколько разозленный Плеве в качестве ultima ratio[337] извлек из своего портфеля и показал полученную им собственноручную записку государя, гласившую: «Я много думал о нашем разговоре о тверском земстве: надо их треснуть». Записка эта, написанная чернилами и подписанная полным именем «Николай», свидетельствовала по своей форме, что государь придавал ей значение повеления. Действительно, записки, которые государь обращал к министрам, обыкновенно писались им карандашом и имели в виде подписи лишь букву «Н», и только те, которыми государь что-либо предписывал, облекались в более формальный вид.

Служило ли это обстоятельство оправданием Плеве в данном случае? Едва ли. Очевидно, что решение государя было основано на докладе самого Плеве, от содержания которого оно и зависело. Независимо от этого Плеве всегда имел воз — можность представить при новом докладе государю дело в его настоящем, хотя бы с точки зрения закона, свете. Однако на это Плеве, воспитанный в условиях царствования Александра III, не был способен.

В не меньшей мере возбуждали общественное недовольство и меры, принимавшиеся к сокращению круга вопросов, обсуждавшихся сельскохозяйственными комитетами. Не без основания при этом указывали на несогласованность действий местных властей. Так, одни губернаторы в качестве председателей губернских сельскохозяйственных комитетов, предоставляли членам этих комитетов полную свободу суждений, другие же не только стесняли эту свободу и самовольно ограничивали круг вопросов, который они допускали к обсуждению, но даже сообщали этим комитетам лишь выдержки из суждений уездных сельскохозяйственных комитетов, устраняя из них все то, что, по их мнению, выходило из круга вопросов, подлежащих их обсуждению. В Тамбове это привело даже к выходу из состава губернского комитета почти всех общественных деятелей.

Особое недовольство и даже возмущение вызвали, однако, действия самого Плеве по отношению к некоторым членам уездных сельскохозяйственных комитетов. Так, упомянутая мною выше высылка из Воронежа Мартынова и Бунакова, одному из которых (не помню кому) было к тому же под 80 лет, за речи, сказанные ими в Воронежском уездном сельскохозяйственном комитете, так же как лишение кн. Павла Дмитриевича Долгорукова, рузского уездного предводителя дворянства, права участвовать в выборных общественных учреждениях, породили неудовольствие даже в наименее оппозиционных правительству дворянских и земских кругах[338].

Все это привело к тому, что отношения земских учреждений с представителями администрации, а в особенности с ее главным руководителем Плеве понемногу все более ухудшались и обострялись. Состязания между теми и другими приобретали местами характер спорта. Некоторые губернаторы через посредство губернских по земским и городским делам присутствий отменяли все большее количество постановлений земских собраний, которые, в свою очередь, обжаловали решения этих присутствий в Сенат, причем последний нередко становился на сторону земств.

Настроение земских кругов и основные их чаяния получили наиболее яркое выражение в записке представителей 17 земских губерний, приглашенных в комиссию по оскудению центра. Комиссия эта была образована еще весной 1903 г., т. е. во время управления Министерством финансов Витте, и в его представлении, несомненно, должна была помочь ему в его борьбе с Плеве, но собралась она при управлении Министерством финансов Плеске, а именно в октябре 1903 г., и действовала под председательством В.Н.Коковцова, бывшего в то время государственным секретарем и лишь недавно покинувшего должность товарища министра финансов и посему хорошо знакомого с подлежащим обсуждению вопросом. Плеве смотрел на эту комиссию с определенной неприязнью, и назначение Коковцова ее председателем состоялось по его представлению о том государю.

Действительно, на первом же заседании земцы перевели суждения в область общих вопросов, и притом не столько экономических, сколько политических. Был, разумеется, поднят и даже поставлен во главу угла вопрос крестьянский, на что, собственно, и надеялся инициатор комиссии Витте. Но времена были уже не те. Коковцов, имевший по этому поводу определенные инструкции и отнюдь не желавший восстанавливать против себя Плеве, надеясь вскоре при его содействии заменить на посту министра финансов умиравшего в то время Плеске, разумеется, не мог допустить такого изменения характера комиссии. Поступил он, однако, очень дипломатично: никого из земцев он не остановил, а лишь предложил им изложить их общие взгляды в особой записке; на разрешение же комиссии поставил лишь те вопросы, которые были предусмотрены программой ее занятий, политики, разумеется, не касавшиеся.

Цель земцев была, однако, в известной степени достигнута: записка их появилась в повременной печати и, таким образом, содействовала распространению их взглядов[339]. Заключала же эта записка все лозунги, выставлявшиеся в то время земскими кругами, как то: проведение начала равенства крестьян как в правах, так и в обязанностях с другими сословиями, причем перечислялись все те ограничения прав крестьян, которые необходимо отменить. Далее земцы указывали, что действенность мер, направленных к подъему сельского хозяйства, будет обеспечена лишь в том случае, если одновременно будут приняты меры, клонящиеся на подъем культурного уровня крестьянства. Выражалось при этом желание передачи земству осуществления всех мер, направленных на подъем экономического благополучия крестьянства при одновременном снабжении земств с этой целью правительственными, общегосударственными средствами, «так как они, земства, и только они, могут с пользой и планомерностью проводить эти меры в жизнь». В заключение земцы высказывались за уменьшение косвенных налогов на предметы первой необходимости[340] и их замену прямым подоходным налогом, занижение выкупных платежей и сложение накопившихся по ним недоимкам, за принятие имеющих государственный характер мирских расходов[341] на счет государственных средств, за развитие на средства Государственного банка и сберегательных касс мелкого народного кредита, за поддержание кустарных промыслов, урегулирование отхожего промысла, упорядочение переселенческого дела и арендного пользования землей.

Я нарочно привел подробный перечень пожеланий земцев, из которых большинство было принято комиссией, чтобы лишний раз отметить, как относилось к своим обязанностям старое русское земство, всецело руководимое и в преобладающем большинстве состоящее из представителей дворянского землевладения. На предложенные ему вопросы о подъеме сельского хозяйства оно ответило рядом пожеланий, направленных всецело и исключительно к подъему крестьянского благосостояния, к уравнению крестьянских прав. И все это высказывали, и притом единогласно, представители всех земских течений, причем среди приглашенных в комиссию преобладало правое течение. Наиболее левым из приглашенных был председатель новгородской земской управы Колюбакин[342], да и тот, говоря о неустройстве и непорядках сельской жизни, говорил о необходимости их немедленного устранения в целях обеспечения государственной крепости и основ существующего социального строя. Это не мешало и не мешает до сих пор нашим революционерам, да и не им одним, говорить о гнете, испытывавшемся крестьянами от помещиков, о