что-нибудь пойдет не так. А рабы, то есть, конечно, фальты, кровно заинтересованы в том, чтобы не украсить своими внутренностями этот живописный уголок.

– Не слишком ли много сложностей ради того, чтобы вырастить кри? – спросил Брак. – Здесь же шарговых охотников под каждым кустом с десяток – закажи нормальный эйнос. Наверняка за солидную сумму тебе и грандаргаша прихлопнут. Свел корпус и просто подливай эйр, пока фиолки зреют. А тут… Дай угадаю, все вот это – здоровенная бочка. Тонн на десять-двенадцать. Заливают эйр и медленно сжимают, пока кристалл растет?

– Наверное, – пожал плечами Кандар. – Я не силен в выращивании. Но если так, то понятно, с чего оно взрывается. Если хоть малая доля эйра разгонится, тут все полыхнет синим.

Брак поежился, вспомнив последнюю ночь на Стеклянной Плеши. Когда на собранных в крепость Гиен с небес посыпались подарки островитян, наверняка все так и произошло. Гигатрак не взять обычным оружием – брони на нем навешано столько, что даже исполинские баданги прямым попаданием не всегда способны нанести гиганту серьезное увечье. Механики внутри, если их не оглушило, латают дыры едва ли не быстрее, чем огромный жахатель успеет перезаправиться и снова навестись. Поэтому бьют по кабине, открытым бойницам, сшибают скрапперами все, что плохо сведено к корпусу. И все равно основным способом борьбы между гигатраками остается попытка обездвижить машину врага с последующим абордажем.

Настоящая опасность всегда находится внутри, за множеством слоев брони и перегородок. Баки с эйром, запасы пищи и крови для огромных машин. Эйр в своем обычном состоянии – удивительно спокойное вещество. Мирно растворяется в воде, из которой столь же тихо испаряется, наполняя воздух кислым запахом – лишь для того, чтобы вновь раствориться в воде. Над океаном все пропитано синим, потоки насыщенного эйром воздуха поднимаются на многие мили вверх и даже формируют облака, из которых проливаются светящиеся в темноте дожди. На островах даже есть целые артели дожделовов, которые внимательно следят за появлением искрящихся голубым облаков, после чего к проливающемуся с небес богатству устремляются десятки гравицепов и кораблей.

Все меняется, если эйр сдавить. И не просто сдавить, а сделать это быстро, резко, когда концентрация вещества близка к максимальной. Например, когда по заполненной эйром банке бьет тяжелая пружина жахателя. Или, когда пламя нагревает заполненные баки настолько, что не справляются клапаны для стравливания пара, которые нерадивые механики забыли отрегулировать или попросту не открыли. Стоит эйру сжаться, как он разгоняется – с огромной скоростью расширяется до невообразимых объемов, прежде, чем бесследно рассеяться в воздухе. Самая большая опасность таится в том, что разогнанный эйр разгоняет все вокруг себя – его мирные частицы приходят в неистовство, запуская подчас огромные цепочки разрушений. Обычный жахатель, по сути, жахает простой водой и паром – но разогнанными эйром до огромных скоростей. Попробуй использовать оружие в высушенной солнцем пустыне – и получишь жиденькую вспышку, с трудом преодолевающую пару десятков шагов. Но спусти пружину в насыщенной эйром мастерской, где безостановочно исходят кислым запахом многочисленные жаровни, – и будь уверен, что другие механики не раз проклянут тебя, когда будут разгребать последствия.

Именно благодаря этому свойству эйра, бури из Стеклянного Водоворота умудрялись преодолевать такие огромные расстояния над океаном, не теряя своей силы и затухая лишь над бедным на синеву континентом. Потоки эйра цеплялись друг за друга, исполинской волной катясь над волнами, сопровождаемые обезумевшим ветром и грозами. И именно благодаря этому свойству эйра, одно удачное попадание в крепость Гиен, где во всеобщем бардаке какой-нибудь сопливый, едва получивший свои первые метки на уши механик, забыл до конца закрутить клапаны – уничтожило целый клан.

– Недоумки, – резюмировал Брак, новым взглядом смотря на огромный куб и потеющих фальтов, налегающих на тяжелые рукояти. – Гразговы недоумки с дерьмом вместо мозгов. Нехер им там делать.

– Как будто у них есть возможность отказаться, – пожал плечами Кандар. – А насчет эйносов ты зря. Далеко не у каждого есть возможность достать хороший кристаллизатор. Даже здесь, на западе, большинство поселений обходятся зеленухами, а то и вовсе сидят на баках. А фиолки так и вовсе растят всего в нескольких местах, большая часть которых находится в Троеречье. И еще тут, в Лингоре.

– То есть, оно работает? – с сомнением протянул Брак.

– Иногда, но в последнее время все чаще. Дюжину синек в день это угробище способно выдавать почти без рисков. Заметь, без эйносов вообще.

– А взрывается почему?

– Потому что синие кристаллы – это просто способ заработка, когда по соседству приземляются цепы, а вокруг плюнуть некуда от любопытствующих. А вот зимой, когда все вымирает… Тогда в недрах этой хреновины рождаются фиолки, а если верить слухам – не только они.

– Какие-нибудь оранжевые кри, ценой в пару десятков фиолок? – скептически поднял бровь калека. – Накой они нужны? Все равно запасы эйра упираются в наличие воды для растворения, а не в размер кристаллов.

– Ты узко мыслишь, мой дикий степной друг, твой разум отравлен нищетой и парами отработки. Как думаешь, сколько заплатят за украшение с таким камнем богатые доми, зная, что во всем мире их наберется штук пять?

– А я однажды видел грандаршага… – невпопад вклинился Жердан. – Чуть не…

– Обделался ты тогда, не ври.

Брак хмыкнул и задумчиво уставился на огромное устройство, одним своим существованием ломающее привычный порядок вещей. Кри без эйносов? А что дальше? Цепы без гравок, траки без движков и сводить без эйра? Стучать каменным молотком по железкам, как дикие нойты?

Раскон закончил свои разговоры, сыпанул в ладонь подошедшему мужчине в капитанской куртке горсть крохотных костяшек для слухача, и неторопливо потопал к своей свите.

Одного из вращающих ворот рабов укусила в плечо крупная, лупоглазая муха. Села поудобнее, заякорилась лапками в стремительно краснеющую кожу и неторопливо принялась обедать. Унылое полосатое брюшко раздувалось, открывая миру внутренние слои хитина – бирюзовые, с переливающимися вкраплениями золотого. Яркие, непривычные взгляду краски, которые наверняка привлекут самцов к столь успешной добытчице.

Фальт даже не дернулся. Лишь крепче стиснул оставшиеся зубы и до белизны сжал руками отполированную прикосновениями, влажную от пота рукоять. Нельзя сбиваться с шага. Нельзя давить сильнее, нельзя оглядываться. Атома, Шатома, Тарити. Атома, Шатома, Тарити.

Староимперская считалочка, последняя память о матери и далекой родине, билась в голове бесконечным ритмичным стуком, не останавливаясь ни на секунду. Атома, Шатома, Тарити. Шаг за шагом, в тени огромного устройства.

Муха давно