– Сэр, мне что – приказать вам замолчать?

Танакалиан выпучил глаза. Расправил плечи.

– Смертный меч, я – Кованый щит Серых шлемов Измора…

– Болван вы, Танакалиан. И самое большое из моих разочарований.

Он дал себе слово, что уж теперь-то не отступит перед ее презрением. Не отойдет в сторону, чувствуя себя униженным и отхлестанным по щекам.

– А вы, Смертный меч, стоите сейчас передо мной как наихудшая из угроз, с которыми довелось столкнуться Серым шлемам.

Ставившие палатку братья и сестры застыли. К ним, не желая пропустить подробностей перебранки, стали подтягиваться другие. Смотрите-ка! Вы и сами знали, что этим кончится! Сердце Танакалиана бешено колотилось в груди.

Кругава побелела.

– Объяснитесь, Кованый щит. – Голос ее был резким и скрипучим. – Немедленно объяснитесь.

О, как он мечтал об этом моменте, как раз за разом воображал себе сцену, где Кованый щит стоит напротив Смертного меча. В присутствии свидетелей, которые все запомнят. Именно эту сцену. Он уже произносил про себя все то, что сейчас скажет, голосом жестким и уверенным, твердым и непоколебимым перед яростью злосчастной тиранши. Танакалиан глубоко вдохнул, окинул взглядом трясущуюся от гнева Кругаву – но теперь он ее не боялся.

– Адъюнкт Тавор – лишь женщина. Смертная женщина, не более того. Вам не следовало ей присягать. Мы – дети Волков, а не этой треклятой бабы. Сами видите, что теперь случилось. Она отправила нас путем, который словно кинжалом бьет в самое сердце нашей веры.

– Но Павший бог…

– Худ забери этого Павшего бога! «Когда раненый бхедерин ослабнет, волки могут приблизиться». Так гласит писание! Во имя наших богов, Смертный меч, Павший должен умереть от нашей руки. Но это неважно – неужели вы полагаете, что Тавор хоть во что-то ставит нашу веру? Поклоняется ли она Волкам? Разумеется, нет!

– Мы идем на последнюю войну, сэр, там наше место. Изморцев. Серых шлемов – без нас не будет и последней войны. И я не стану подчиняться…

– Последняя война? Не надо меня смешить. Никакой последней войны не будет. Когда умрет последний из людей, когда испустит дух последний из богов, сбегутся крысы и начнут грызться за останки. Конца тому не будет – ничему не будет, дура вы тщеславная! Вам лишь бы стоять поверх горы трупов, и чтобы меч отливал красным на закатном солнце. Все здесь – ради Кругавы и ее безумных представлений о славе! – Он яростно взмахнул руками в сторону собравшихся вокруг солдат. – А если всем нам ради этого осиянного мгновения предстоит умереть, разве не Кованому щиту принимать потом души погибших?

– В этом ваша задача и состоит!

– Благословить вас на убийство наших братьев и сестер? Освятить их жертву?

Ее левая рука легла на рукоять меча, наполовину уже извлеченного из ножен. Из белой она сделалась багровой. Она уже почти в состоянии берсерка. И готова меня убить. Клянусь Волками, разве вы не видите, кто она есть?

– Кованому щиту, сэр, не пристало подвергать сомнению…

– Я готов благословить нас всех, Смертный меч, во имя достойной цели. Покажите нам достойную цель. Умоляю вас перед всеми свидетелями – нашими братьями и сестрами – докажите нам, что ваша цель достойна.

Скрипнуло железо. Меч скользнул вниз, утонул в ножнах. Огонь в ее глазах неожиданно приугас.

– Итак, мы разделились, – произнесла она. – Разошлись в стороны. Кризис, которого я опасалась, наступил. Адъюнкт предупреждала меня о предательстве. – Она обвела толпу холодным взглядом. – Дети мои, что на нас нашло?

Заговорил капитан Икарл, один из последних оставшихся среди них ветеранов.

– Смертный меч. Когда спорят двое, самый сложный предмет спора может показаться простым, хотя до простоты ему далеко. Третий голос может привнести в спор разум и даже мудрость. Нам нужно провозгласить Дестрианта. Чтобы преодолеть раскол, залечить рану.

Она склонила голову набок.

– Сэр, вы озвучиваете свои мысли или многих? Мои братья и сестры хотят подвергнуть сомнению мое руководство?

Он покачал головой, хотя и неясно было, что именно он намерен отрицать.

– Смертный меч, мы присягнули Волкам Зимы – но без Дестрианта нам до них не дотянуться. Мы оторваны от своих богов и потому страдаем. Кругава, дочь Накалат, разве ты не видишь наших страданий?

Явно потрясенная, она вновь перевела потухший взгляд на Танакалиана.

– Кованый щит, вы рекомендуете нам предать адъюнкта Тавор?

Вот оно, прозвучало. Наконец-то прозвучало. Он повысил голос, заставляя себя оставаться твердым и спокойным, не выдав даже намека на триумф.

– Вой Волков возвещает войну. Наша вера родилась среди снегов нашей отчизны, под злобным ледяным дыханием зимы. Мы научились уважать и почитать диких зверей, волков, что делили с нами горные ущелья и мрачные леса. Пусть даже мы когда-то на них и охотились. Мы их понимали или, во всяком случае, считали именно так…

– Нет никакой нужды повторять…

– Неверно, Смертный меч. Эти слова сейчас нужны. Более того, жизненно необходимы. – Он взглянул на остальных, собравшихся сейчас вокруг безмолвной толпой. Пять тысяч. Все братья и сестры. Вы меня слышите. Вы должны меня услышать. Обязаны. – Среди нас обнаружился раскол, но кризиса было не избежать, и не стоит закрывать на него глаза. Кризис вызван присягой, которую Смертный меч дала адъюнкту. Мы должны встретить его лицом к лицу. Здесь. Сейчас. Братья, сестры, мы с вами заглянули в глаза зверям – избранным нами диким существам – и в своей самоуверенности объявили их своими братьями, сестрами, сородичами.

Послышались гневные голоса, хриплые возражения. Танакалиан воздел вверх руки и держал их так, пока вновь не воцарилась тишина.

– В своей самоуверенности, – повторил он. – Мы не умеем читать мысли волков – как и собак, как и обитающих в северных морях дхэнраби. И однако приняли для себя древнейших из богов – Господина и Госпожу студеной зимы, всех прочих зверей, всего, что есть в мире дикого. Мы поклялись в верности тому Дому – той Обители, – к которой мы не принадлежим…

Протесты сделались еще громче и утихли на этот раз не скоро. Танакалиан терпеливо ждал.

– А вот войну, напротив, мы знали прекрасно. Разбирались в ней так, как не способен ни один дикий зверь. Так не следовало ли нам ее и сделать собственной целью? Стать мечом и защитником для всего дикого, для волков и всех зверей, лесных, морских, горных и равнинных? – Он повернулся к Кругаве. – Смертный меч?

– Об этом шептали нам самые старинные из чувств, – ответила она, – что прекрасно известно каждому. И мы, сэр, с этого пути не свернули. Не свернули.

– Свернули, Смертный меч, если намерены и дальше следовать за адъюнктом, если намерены занять ее сторону в войне, которой она ищет. Настало наконец время, когда я должен поведать всем о последнем предупреждении Ран’Турвиана, которое он высказал перед самой смертью, о тех жестких, обвиняющих словах, с которыми он отверг мои объятия.