Потрясение повисло в воздухе, словно гром, отдаленный настолько, что никто его не слышал, но все почувствовали. Дрожью, отдавшейся прямо в костях. И все это приближается, стремительно движется на нас…

Кругава вытаращила глаза и была сейчас в явном замешательстве.

– Танакалиан – он вас отверг?

– Да. Он никогда меня особо не одобрял – но для вас это вряд ли осталось незамеченным. Думается, он только и делал, что уговаривал вас отменить решение, сделавшее меня Кованым щитом. Когда же он умер, выяснилось, что его страхи и сомнения успели пустить в вас корни.

Взгляда, который она на него сейчас бросила, он у нее раньше никогда не видел.

– Расскажи нам про предостережение Ран’Турвиана, Кованый щит, – попросил Икарл.

– Предательство. По его словам, она заставит нас предать наших богов, но я не уверен, кого именно он имел в виду. Адъюнкта? – Он обернулся к Кругаве. – Или нашего собственного Смертного меча? Понимаешь, ему было нелегко говорить, мешала неприязнь ко мне. Ну и еще то, что он умирал прямо у меня на глазах.

– Это правда, – проговорила Кругава, словно в изумлении.

– Смертный меч, не надо думать, что я не люблю наших братьев и сестер. И что я стану лгать здесь, перед вами. Я – Кованый щит, и, невзирая на все сомнения Ран’Турвиана – на все ваши сомнения, Кругава, – от своего долга не отступаюсь. Да, мы расколоты. Но разделяет нас нечто столь фундаментальное, что, будучи произнесено вслух, оно покажется абсурдом. На стороне адъюнкта нам предложено место среди смертных, среди людей – ненадежных, слабых, неуверенных в своем предназначении. По другую сторону – заповеди нашей веры. Волки Зимы, Волки Войны. Господин и Госпожа Обители Зверя. В своей вере мы выбираем их сторону. Мы посвящаем свои клинки их свободе, их праву на жизнь, на долю в этом и в иных мирах. И вопрос – столь абсурдный – заключается в том, кем мы желаем быть: людьми – или теми, кто уничтожит человечество? И во втором из случаев – а что станется с нами, когда мы победим? Когда найдем способ возглавить восстание диких зверей и очистим этот мир от людей, весь до последнего человека? Надлежит ли нам броситься на собственные мечи?

Обессилев вдруг, он сделал паузу, встретился глазами с Кругавой.

– Ран’Турвиан был прав. Нас ждет предательство. И верно, приняв одну из сторон, мы неизбежно предадим другую. Смертный меч, вы положили свой клинок у ног адъюнкта. Но еще задолго до этого вы посвятили то же самое оружие нашим богам. Каким бы искусным ни был кузнец, – проговорил он, – никакое оружие не способно долго выдерживать давления противоречий. Оно утрачивает силу. И рассыпается от удара. Оружием не соединить расколотое, извлеченный из ножен меч может лишь рубить на части. При всех достоинствах железа мы, Смертный меч, – существа из плоти и крови. Что ждет нас впереди, Кругава? Каким путем вы нас поведете? К своей собственной славе, там, на стороне адъюнкта? Или во имя богов, которым мы присягнули?

Пораженная, она, казалось, не могла вымолвить ни слова.

Достоинство железа, женщина, в том, что когда оно бьет, то бьет без промаха. Он поднял глаза на толпу.

– Сестры! Братья Серые шлемы! Богов войны существует множество – мы пересекли полмира и не можем отрицать, что увидели тысячи ликов – тысячи масок, надеваемых тем, кто олицетворяет вражду. Мы видели смертных, преклоняющих колени перед идолами и статуями – похожими на вепря, и на полосатого тигра, и на двух волков. Мы слышали крики, раздающиеся над полем битвы. – Он умолк и чуть улыбнулся, словно вспоминая. – О да, над бранным полем. Если судить по одним этим умоляющим крикам, можно подумать, что величайшего из богов войны зовут Мама. – Он вновь воздел руки, чтобы успокоить слушателей. – Мои слова, дорогие сородичи, не знак неуважения. Речь моя направлена на то, чтобы понять, что именно отличает нас от прочих кровожадных культов. Что ищут они, те язычники, в пламени битвы? Смерти, разумеется – смерти своим врагам, – а если им самим суждено умереть, они молятся, чтобы смерть их была мужественной и славной.

Пройдя мимо Кругавы и с удовлетворением отметив, что та уступила дорогу, он оказался перед Икарлом и остальными: сотни лиц, и все сейчас вперили глаза в него, по Смертному же мечу те глаза скользят, словно по пустому месту. Он и сам не мог поверить во всю внезапность, всю огромность произошедшего переворота.

Она оказалась фатально ослаблена. Там, в командирской палатке адъюнкта. Она старалась этого не показать и воистину успешно скрывала ото всех. Однако от меня потребовалось лишь чуть подтолкнуть, один-единственный раз. И вот результат.

Тавор, твой отказ сломал Кругаву, а Кругава из тех женщин, для которых нет ничего важнее доверия. И как я только не расслышал хруста, с которым у нее треснул позвоночник? Прямо там и тогда? Как упустил момент, когда она ухватилась за вопросы стратегии, за тактику и заставила свой пыл загореться вновь. Какой… отчаянный жест. Но не важно.

– Однако мы отличаемся от остальных. Мы не просто приверженцы одного из культов войны. Мы не ищем славы – во всяком случае, для себя. Даже смерть наших врагов не годится, чтобы нас радовать, переполняя бахвальством пьяные вечера. Мы для этого слишком серьезны. Хвастать и похваляться нам не пристало. Война, братья мои и сестры, – единственное оставшееся у нас оружие. Для того, чтобы защитить диких зверей. И вот что я вам скажу – я намерен опровергнуть последние слова Ран’Турвиана. Предать Волков? Нет! Никогда! А в день нашей битвы, когда мы останемся стоять над телами таких же людей, как мы сами, – вот тогда я поклонюсь Волкам. И скромно отступлю в сторонку. Поскольку славы мы ищем – не для себя! – Он резко развернулся к Кругаве. – И никогда не искали! – И снова обращаясь к толпе: – Нужно ли нам будет затем броситься на мечи? Нет, поскольку, как я уже сказал, последней войны не будет. Настанет день, когда нас призовут снова, – это единственное, в чем мы можем быть уверены. Братья, сестры – разве не присягнули мы Волкам Зимы?

Рев, раздавшийся в ответ, заставил его отступить на шаг. Восстановив равновесие, он развернулся и твердым шагом подошел к Кругаве.

– Смертный меч, я искал разговора, чтобы осведомиться о командующем Эрекале и о флоте. Он был избран вами, но мне необходимо знать, верный ли он слуга Волков? Или же – поклоняется вам?

Все равно что пощечину отвесил. Да, в присутствии свидетелей. После всех публичных уничижений, которых я от тебя удостоился, – получай от меня ответ! Нравится?

Кругава выпрямилась:

– Эрекала – достойнейший из достойных.

– Флот уже должен был прибыть, – сказал он. – Взять бухту в блокаду и изолировать Шпиль. Верно?

Она кивнула.

– И теперь ждет нашего появления.

– Да, Кованый щит.

– Смертный меч, вернетесь ли вы в ряды неотрекшихся? Поведете ли нас на войну? Наша в вас потребность…

Она подняла глаза, и ее ледяной взгляд заставил его замолчать. Губы ее искривила усмешка.