Такие вот невеселые раздумья обуревали меня, когда я подходил к дому Альберта Брандта. Там, несмотря на поздний час, еще не спали; на втором этаже светились окна, и это заставило нервно дрогнуть сердце.

Неужели Софи стало хуже?

Но нет – открывший на стук поэт вовсе не выглядел расстроенным. Он был растрепан и слегка пьян, но никак не убит горем.

– Жан-Пьер! – расплылся Альберт при виде меня в широкой улыбке. – Этот ваш доктор Ларсен настоящий кудесник! Софи очнулась!

– В самом деле? – не поверил я собственным ушам и поспешно взбежал на второй этаж.

– Подожди! – крикнул вдогонку поэт. – У нее сейчас доктор!

Но я и не подумал остановиться, разве что не распахнул дверь настежь, а слегка приоткрыл ее и осторожно протиснулся в спальню. Софи лежала на кровати, рядом с которой доктор Ларсен установил странную конструкцию: треножник с перевернутой стеклянной бутылью. Длинная резиновая трубка соединяла ту с воткнутой в вену кузины иглой.

В лицо Софи вернулись краски, она больше не выглядела столь пугающе бледной и осунувшейся, как раньше.

– Не помешаю? – негромко спросил я.

– Тише! – раздраженно шикнул в ответ Ларсен. – Госпоже Робер нужен полный покой.

– Пусть останется! – потребовала Софи, не открывая глаз.

Я опустился в кресло и спросил:

– Как ты?

– Голова кружится, – ответила кузина и замолчала.

Вслед за мной в дверь заглянул Альберт, но он лишь запустил пальцы в русые волосы, взъерошил их и сказал:

– Если я пока не нужен, пойду работать.

– Идите! – разрешил, а скорее, даже потребовал доктор Ларсен, и поэт скрылся в коридоре.

Я обратил внимание, что красная жидкость из бутылки медленно перетекает в вену, и не удержался от вопроса:

– Это кровь?

– Да, – ответил доктор, изменяя регулировку кровотока с помощью зажима. – Я взял еще три литра, они в ящике с сухим льдом, но, боюсь, это лишь полумеры. Одна лишь капельница не поможет, да.

– Чувствую себя лучше, – тихо произнесла Софи.

– Ну разумеется! – досадливо поморщился Ларсен. – Я буквально вливаю в вас жизнь! Вот только растворенное в крови проклятие никуда не делось. Нейтрализовать его не получилось, единственный выход – откачать.

– Кровопускание? – догадался я.

– Какое варварство! – фыркнул доктор. – Позапрошлый век!

– Что тогда? Целебные пиявки?

– Только не пиявки! – слабым голосом взмолилась Софи. – Терпеть не могу этих тварей! В детстве неподалеку от дома была заводь с пиявками, вы даже не представляете, какие они противные на ощупь…

Софи замолчала и тяжело задышала, и доктор Ларсен потер подбородок.

– Пиявки, да, – многозначительно произнес он. – Но не обычные. Те пиявки лишь отсасывают дурную кровь, справиться с проклятием им не под силу. Нужен совсем другой… кровосос.

Я уставился на него с нескрываемым изумлением.

– Вы говорите о вампире?

– Не о высшем вампире, разумеется! – быстро произнес доктор. – О новообращенном. Они еще ничего толком не умеют и не слишком опасны. Инициировать другого человека им попросту не под силу, а угрозой случайного заражения можно пренебречь, настолько она мала. Кое-кто в столице сдает кровососущий молодняк в аренду тем, кому никакие другие лекарства уже не в силах помочь.

«Не слишком опасны»? В отношении вампира я бы подобное словосочетание употреблять поостерегся. И ведь не вечно же они остаются новообращенными!

Но все это не имело никакого значения.

– И вы знаете, как выйти на этого «кое-кого»? – спросил я.

Ларсен кивнул.

– Мне доводилось рекомендовать это средство некоторым своим пациентам, да. Но лишь в особо запущенных случаях, разумеется! Проблема в том, что это чрезвычайно затратное лечение. И даже если найти деньги, обычно очередь на кровопийцу расписана на многие недели вперед.

– Вампир поможет?

– В сочетании с переливанием крови – да, – уверенно заявил доктор. – Если хотите, я могу поговорить с нужными людьми.

– Поговорите, хуже не будет, – попросил я, надеясь, что в столь нетрадиционной терапии не возникнет нужды. Если завтра получится вернуть украденные бумаги, барон снимет порчу. Иначе документов ему не видать.

Ларсен начал собирать медицинские принадлежности в саквояж и предупредил:

– Когда бутыль опустеет, осторожно выньте иглу и залепите ранку лейкопластырем. Сильного кровотечения быть не должно. Я навещу вас завтра прямо с утра.

Доктор вышел за дверь, и вполголоса бормотавший себе под нос рифмы Альберт Брандт отправился закрывать за ним дверь.

– На твоего воздыхателя накатило вдохновение, – пошутил я, когда Софи открыла глаза и приподняла голову от подушки.

– Он хороший человек, – укорила меня кузина.

Оспаривать это утверждение я не собирался и спросил:

– Что-нибудь хочешь?

– Нет, – отказалась Софи. – Что с клубом?

– Сегодня там не был, оборону держит Лука.

– И где же ты пропадал? – удивилась кузина.

Я немного поколебался, но решил ничего не утаивать и рассказал обо всем, что удалось узнать за день.

– Барон… – прошептала Софи. – В кого он вознамерился меня превратить? В свою куклу? Ему так нужны эти бумаги? Ты и в самом деле думаешь, что с ним получится договориться?

– Получится, если вернем бумаги. А нет – останется лишь уповать на идею доктора Ларсена. Он уверен в успехе.

Софи тихо рассмеялась, но смех почти сразу перешел в сухой кашель. Тогда кузина высунула из-под простыни правую руку и стиснула мое запястье. Тонкие пальцы оказались мертвенно-холодными.

– Ты ведь можешь просто исчезнуть, – сказала она. – Уйти и стать кем-то другим.

Я взглянул в непривычно темные глаза и покачал головой.

– Нет, не могу. Ты моя семья.

– Найдешь другую!

У меня вырвался смешок.

– Слышал, какие-то животные полагают родителями того, кого увидят, когда первый раз откроют глаза. Первое мое воспоминание в этой жизни – ты. Холодная темная река, резкий ветер и ты.

– И еще Марк, – упомянула Софи мужа. – Жан-Пьер, да это же чистой воды эдипов комплекс!

Смеяться у кузины не оставалось сил, да и улыбка вышла слабой, поэтому я посмеялся за нас двоих, а потом накрыл своей ладонью ладонь Софи.

– Пусть так. Поговорим об этом, когда все закончится.

Ответа я не дождался. Кузина закрыла глаза и моментально уснула, дыхание ее успокоилось, стало размеренным и неглубоким. Но это был именно сон, а не болезненное забытье.