– Вы слышали о налете на Ссудно-сберегательную контору Фойла и Морса? У меня есть реальная зацепка…

Рамон Миро выслушал мой рассказ молча и лишь в конце спросил:

– Паспорта у вас?

– Да.

– Хотите, чтобы я организовал слежку?

– Да.

– Где вы сейчас?

– Кафе «Синяя лилия», это где-то в районе вокзала.

Частный детектив хмыкнул, пообещал:

– Буду через полчаса, – и повесил трубку.

Я заказал порцию мясного рагу и стакан вина, занял стол напротив входа и нервно забарабанил пальцами по столешнице. Аппетита не было; я просто знал, что должен поесть, и не более того.

К тому моменту, когда наконец появился Рамон Миро, гуляки из-за уличных столиков начали перебираться в кафе, зазвучали громкие голоса, запахло дымом. Частный детектив не стал присоединяться ко мне, сразу указал себе за спину и отступил от двери. Я расплатился и последовал за ним.

Перед верандой кафе замер неброский паровой экипаж, и уже знакомый черноволосый паренек ходил вокруг него и пинал колеса. На заднем сиденье развалился усатый брюнет; этот чистил ногти острием навахи. Рамон Миро стоял в круге света под фонарем немного поодаль.

– Паспорт, – потребовал он, стоило только мне приблизиться.

Я отдал одно из удостоверений личности, потом развернул газету.

– Похож, – решил крепыш, сличив фотографии.

– Он и есть.

Рамон Миро вернул паспорт и задумчиво потер переносицу.

– Почему просто не навести на них Ньютон-Маркт и не получить причитающееся вознаграждение? – спросил он, не став выяснять, откуда у меня взялось удостоверение личности одного из налетчиков.

– Вознаграждение? – фыркнул я и презрительно сплюнул под ноги. – Хоть представляете, сколько они взяли в кассе? А еще были налеты на почтовые фургоны. А вы говорите – вознаграждение! Которое еще не факт, что и выплатят.

Крепыш вперил в меня взгляд темных глаз.

– И это все?

Я не стал запираться и ответил предельно честно:

– Мне поручено отыскать кое-какие бумаги, которые хранились в одной из ячеек. Полицию я не хочу привлекать и по этой причине тоже.

– Ясно, – усмехнулся Рамон Миро. – Предлагаете ограбить грабителей?

– Почему нет? Вам ведь не впервой преступать закон?

Черноволосый крепыш посмотрел на своих подручных и уверять меня в своей незапятнанной репутации не стал. Его красноватое и скуластое лицо приняло задумчивое выражение.

– Как будем делить деньги? – перешел он к делу некоторое время спустя.

– Пополам.

Рамон лишь рассмеялся и разгладил усы.

– С меня люди, транспорт, оружие – и пополам? Не пойдет. Вам, синьор Маркес, главное – отыскать бумаги, вы в любом случае внакладе не останетесь, а со мной далеко не все так очевидно. Половина от непонятно чего – это смехотворно мало.

– Чего ты хочешь?

– Три четверти.

– Сколько?!

– Три четверти от непонятно чего, – повторил Рамон Миро. – Иначе ищите других дурачков.

Я с сомнением посмотрел на крепыша, потом кивнул.

– Но с тебя наводка по делу «Готлиб Бакхарт».

Рамон протянул мне руку.

– Идет.

Я ответил на крепкое рукопожатие и предупредил:

– Не стоит пытаться меня надуть.

– Честность – лучшая политика, – с ухмылкой ответил крепыш.

Честность? Ну да…

У меня возникли сомнения, не свалял ли я дурака, привлекая к столь серьезному делу совершенно незнакомого человека, но… А был ли выбор?

Не было. Выбора у меня не было.

Я вручил Рамону Миро паспорта, после этого мы погрузились в паровую коляску и поехали в фотосалон.

– «Прекрасное мгновение»! – указал я на дверь заведения, когда экипаж остановился на углу. – Только не маячьте здесь особо. Анархисты будут настороже. Вы не должны их спугнуть.

– Да уж разберемся! – отмахнулся от моих советов Миро. – Фотограф всегда работает допоздна?

Окна салона и в самом деле еще светились, и меня это обстоятельство изрядно встревожило.

– Ждите здесь, – сказал я, а только шагнул от коляски, как распахнулась дверь и ночную темень распорол вырвавшийся из помещения свет. На улицу вышла миловидная девушка – одна из тех, что позировала фотографу в обнаженном виде, – и я прикоснулся пальцами к козырьку кепки. – Мадемуазель!

Красотка улыбнулась в ответ и под звонкий перестук каблучков скрылась в темноте, а я вновь распахнул захлопнутую мощной пружиной дверь и с некоторой даже опаской заглянул внутрь, но фотограф не стал хвататься за оружие и лишь скорчил недовольную мину.

– Опять вы?

В помещении ощутимо пахло духами и настойкой валерианы; в остальном же все осталось, как и в первый мой визит сюда.

– За паспортами не приходили?

– Нет! Сказал же – завтра!

– Когда придут, выставь на улицу рекламный щит. Это будет сигналом для моего человека. Он принесет паспорта.

– Не доверяете?

– Не люблю неожиданностей. А ты?

Фотограф после недолгой паузы кивнул в знак согласия.

– Не люблю.

– Сделай все правильно – и тебя больше никто не побеспокоит, – сказал я и вышел за дверь со слабой надеждой, что все пройдет гладко.

С очень-очень слабой надеждой, если начистоту…

1

В дом Альберта Брандта я возвращался с тяжелым сердцем. Ничего хорошего меня там не ждало, знал это наверняка. Пусть наука и сильнее магии, но калечить всегда несравненно легче, нежели лечить. Малефики если в чем-то и преуспели, так это в проклятиях, а доктор Ларсен вовсе не входил в число медицинских светил.

Он был не в силах исцелить Софи. И осознание этого давило похуже могильной плиты. Будто я вновь пытался выбраться из реки, но цепь с неподъемным якорем захлестнулась вокруг ноги и тянула на самое дно. В холод и тьму. В забытье и безвременье.

На узеньких улочках Нового Вавилона мне категорически не хватало воздуха. Город давил стенами домов и старинными башнями, не давал расправить крылья, как попавшей в ловчую сеть птице. Хотелось бросить все и забраться на крышу, взглянуть на небо и вздохнуть полной грудью, но я не мог подвести Софи. Я был нужен ей.

Я ей, а она – мне. Это и называется семья.

Семейные узы – якорь, но они же и волнорез, который не дает натиску стихии разорвать сознание и разметать его в прах. Сбежать, стать кем-то иным, позабыть о прошлой жизни – нет, я не пойду на это ни за что и никогда. Это даже хуже, чем смерть. Много-много хуже.