class="p">Завершилась героическая эпопея пребывания Гагина в Ярославле в октябре 1918 года, когда он по призыву Тверицкого комитета РКП(б) вместе с другими коммунистами был отправлен на фронт на борьбу с Юденичем.

Снова обратимся к документам. Отъезд Гагина на фронт несколько напоминает бегство. 5 сентября 1918 года прямо во дворе Тверицкого милицейского участка в присутствии начальника милиции Гагина был расстрелян рабочий Урочских мастерских А.Т.Пантелеев. По жалобе жены Пантелеева на незаконный расстрел губернский военный трибунал провел расследование и установил, что Пантелеева арестовали за похищение из вагона на станции Урочь нескольких шаровар и гимнастерок. За столь несущественное преступление даже в те суровые времена высшей меры наказания не полагалось. Но, несмотря на указания губернской ЧК, Гагин «несуна» не освободил. Расследование показало, что Гагин и убивший Пантелеева милиционер имели личные счеты с арестованным. Дело грозило для Гагина серьезными проблемами. 15 октября 1918 года приказом начальника милиции Ярославля Гагин был отстранен от занимаемой должности с объявлением выговора. При таких обстоятельствах будущий «почетный гражданин Ярославля» и отправляется на фронт, справедливо полагая, что в неразберихе гражданской войны его не найдут. Возможно, именно тогда он и обзавелся новым именем.

Дальнейшие факты биографии Александра Тихоновича-Ивана Алексеевича Гагина, к сожалению, проверить трудно. Период с 1920-го по 1936 годы Гагин почти никак не отражает в своих воспоминаниях. Известно лишь, что в это время он состоял на службе в госбезопасности. С 1936 года, как пишет Гагин «В пороховом дыму», он вплоть до пенсии работал в Узбекистане, занимая пост заместителя министра госбезопасности республики.

Закончив службу, Гагин решил вернуться в родные края и заняться написанием мемуаров. В бывшем партийном архиве Ярославской области (ныне – центр документации новейшей истории) хранятся тексты его многочисленных рукописей. В 70-е годы Гагин надиктовал книгу – «В пороховом дыму». Сопоставление текстов этих трудов приводит к полной неразберихе в фактах его жизни. Да что его жизнь! Ведь он умудрился исказить историю Ярославля!

Впавший в нарциссизм чекист буквально завалил местные архивы и музеи сомнительными документами и фотографиями с изображением своей персоны. Одна из таких фотографий попала к заместителю директора Ярославского музея-заповедника. На фотографии запечатлен состав центрального штаба Красной гвардии Ярославля, среди членов которого – Гагин. Музейный работник внимательно всмотрелся в фотографию и вспомнил, что где-то видел снимок. Покопавшись в фондах музея, извлек фотографию центрального штаба Красной гвардии Ярославля – точь-в-точь такую, как принес ему Гагин. Но, удивительное дело, самого Гагина среди красногвардейцев на музейном снимке не было! Подлог налицо! А ведь имя Гагина в то время гремело в Ярославле.

Заместитель директора известил о подлоге обком КПСС и попросил разобраться. Назревал грандиозный скандал, который должен был завершиться снятием с Гагина всех почетных званий. Была создана комиссия по проверке фактов биографии И.А.Гагина, обнаружившая и другие нестыковки. Но, вероятно, руководство области решило не будоражить общественное мнение – Гагину лишь предложили подкорректировать самые противоречивые места «в воспоминаниях».

Читал ту заметку и почему-то не удивлялся. Ведь фактически ничего о Закгейме Гагин сообщить не мог, что уже тогда крайне удивило меня. Но и с такими революционерами приходилось общаться. Пусть редко.

Работа в архиве продолжалась года два. Постепенно вырисовывался портрет самобытный, неповторимый, хотя и впитавший черты мятежного, в полном смысле этого слова, времени. Сейчас мы на многие события смотрим иными глазами, но никто не отнимет честности, самоотверженности, трудолюбия и организаторских способностей у моего героя, прожившего так мало и так ярко.

Здесь надо бы объяснить кое-что современному читателю. Работая над книгой, вновь окунулся в материалы, написанные еще студентом, в том числе о жизни и деятельности первого председателя Ярославского горисполкома Давида Закгейма. В то время и в голову не пришло бы усомниться в руководящей роли коммунистической партии, равно как и в торжестве идей коммунизма. Я занимался поисками увлеченно, ибо история и у КПСС остается историей, а ничем иным. Очерк под названием «За дело правое» опубликовали в солидном сборнике «Рядовые ленинской гвардии», что по окончании вуза вело прямой дорогой на кафедру «Истории КПСС», и я действительно поработал там преподавателем-почасовиком, хотя аспирантом так и не стал. Но опять же не из-за самого предмета преподавания, а потому что вообще преподавательская работа не увлекала меня, журналиста по сути.

Сейчас задумался. Конечно, имя Закгейма в любом случае достойно светлой памяти потому хотя бы, что жизнь молодую он отдал за торжество идей, в которые свято верил. Так что проблема не в личности героя, а в способе подачи. Сейчас, когда мы по-новому вглядываемся в свою историю, коммунистически пафосный стиль может казаться странным. Согласен. Но так говорит история. И пусть останется все, как было изначально. Я писал в заключении очерка:

– Ярославль. 28 июля. 1918 год. Полуразрушенный, сожжённый город, больше всего – исторический центр. Выбитые окна, стекло под ногами. Груды развалин на месте прекрасного Демидовского лицея. Взволнованные газетные строки:

Красные знамена. Черные знамена. Скорбные лица. Слезы на глазах. Согбенные плечи рабочих, пришедших отдать последний долг тем, которые жизнь свою положили на алтарь социализма.

А работницы – с цветочками и зеленью в руках. Их так много! Глаза полны невыразимой боли и тоски. Чуют их материнские сердца, что хоронят они лучших своих сыновей. Знают они, что много жертв им придется принести, пока уничтожится все зло земное. А равнодушная природа и та неравнодушна. Солнце покажется ненадолго и скроется. Идет мелкий дождик.

Так и кажется: небо слезится.

Раздаются звуки оркестра и твердая поступь красногвардейцев. Тихо, скорбно гимн подхватывается всей рабочей массой. А глаза, помыслы, сердца всех обращены на красные гробы, стоящие посреди Красной площади».

Последние часы жизни Закгейма так же напряженны, как и вся его короткая жизнь. Он трудится практически круглосуточно, невзирая на мучавшую бессонницу и открывшееся горловое кровотечение. Один из очевидцев, член Комитета исполкома, Г. Петровичев вспоминает:

«5 июля вечером происходило заседание горкома, на котором присутствовал и товарищ Нахимсон. Из членов комитета присутствовали тов. Закгейм, Фрейман, Скудре, Петровичев, Дадукин. Мы закончили заседание, перешли в помещение Горисполкома, выпили по стакану чаю, спели «Интернационал» и начали собираться по квартирам. Окна были открыты, ночь, тёплая и тихая, безмолвно внимала нашим звукам и также безмолвно наблюдала за нашими действиями. Они сели в автомобиль и направились на Советскую площадь в Губвоенкомат, а я, как секретарь заседания, сложил протокол и прочие бумаги в стол комитета и тоже направился к губвоенкомату, где они обещали меня подождать. Времени было три часа пятнадцать минут утра. Сдавши телеграмму, мы поехали по Октябрьской улице. Дорогой никого не встречали. Высадив