Когда Евтихий исчезает за дверью дома, он оказывается во власти света и запахов, по которым так скучал. Последуем за ним. Пройдя коридором от входа, мы попадаем в атриум, с бассейном — имплювием[121] — в центре. В нем отражается синева небес. Римлянин в раздумьях застыл над водой. Зеркало водоема, усеянное по случаю вечернего приема цветочными лепестками, отражает взгляд карих глаз. Евтихий поднимает голову и видит своего сына, со смехом бегущего ему навстречу. Это мальчик лет шести, очень худенький, с каштановыми волосами и озорным взглядом. К нему приставлена рабыня, она с улыбкой почтительно замирает позади ребенка. Бо́льшую часть дня дети проводят не с матерью, а с «нянями». На шее у мальчика — praetexta, круглая пузатая шкатулочка с защитным амулетом от болезней внутри. Мальчик нежно и долго обнимает отца. Потом он резво высвобождается из объятий и бежит к собачке, мордочка которой показалась из комнаты. Ребенок неудержим. Естественно, повсюду за ним следует рабыня.

Евтихий проходит по дому, проверяя, все ли готово для застолья. Поражают некоторые детали убранства этого характерного жилища богатого хозяина. Прежде всего — окраска стен, всегда ярких оттенков, чтобы оживить помещения, а также — мозаики, как самые настоящие «каменные ковры». У них такой же вид, с ясно обозначенной каймой по краю композиции. А в центре — геометрические мотивы или изобразительные вставки, зачастую с сюжетами отдыха или мифологическими фигурами…

Евтихий остановился у мозаики, обсуждая со слугой детали подготовки к ужину. Здесь изображены два корабля, плывущие друг за дружкой среди дельфинов, рыб и мурен. Несмотря на простоту композиции, сцена полна очарования (она исполнена из каменных тессер черного и белого цвета), поскольку повествует о возвращении после долгого путешествия. У корабля справа развернуты паруса, он пока еще находится в открытом море, с большим грузом. Корабль слева — это то же самое судно, но запечатленное уже в момент прибытия. Его паруса свернуты, а матросы снуют вверх-вниз, затягивая канаты. Корабль входит в порт с большим маяком. Чуть поодаль среди волн виднеется лодка с гребцами. По очертаниям непонятно — либо это «тягач», готовый отбуксировать корабль в порт, либо экипаж, который сходит с палубы. Четко видна мужская фигура на земле, возносящая хвалу богам за удачное, без катастроф, завершение плавания. Мужчина раскладывает на небольшом алтаре жертвенную трапезу. Мозаика заказана Евтихием и представляет нам его жизнь: постоянное странствие под покровительством богов. Также он хочет показать всем, что источник его благосостояния — торговля. Мозаики римских домов часто служат в качестве «рекламных вывесок», повествующих о коммерческой жилке хозяина.

Наш взгляд теперь привлекает один предмет мебели. Еще не пришло время массивных столов, книжных шкафов, пузатых трюмо. Мебель словно специально отступает на второй план, она не тяжела, необходимого размера, чтобы не заслонять собой мозаики полов, фрески стен или декорации потолков.

В этой комнате имеется превосходное тому доказательство: своеобразный стол-треножник, чьи ножки покоятся на кошачьих головах. Он похож на хрупкого неподвижного паучка, из угла взирающего на огромную напольную мозаику, как будто это его паутина.

Ваза из тонкого стекла с цветами создает изысканное цветовое пятно на черно-белом «каменном ковре». Такое вкрапление света и роскоши высокого уровня появилось здесь по воле хозяйки.

Повсюду по углам расположены стройные длинные бронзовые колонны, напоминающие ножки абажуров. Они увенчаны статуями божеств либо зажженными лампадами. В каждой комнате в римскую эпоху должны быть обязательно подобные «световые акценты».

Теперь хозяин дома находится в перистиле, в прекрасном домашнем саду, окруженном колонными портиками. Повсюду — ухоженные, благоухающие средиземноморские кустарники.

Евтихий проверяет вместе со своим рабом-садовником центральный фонтан с фигуркой бронзового олененка, спасающегося в прыжке от охотничьих собак. Струя воды должна быть обильной и издавать приятный звук при падении в чашу. Это крайне важно для пира. Через некоторое время позади павлина (на этот раз живого) появляется девочка, дочка Евтихия. Малышка бросается к ногам отца, он берет ее на руки…

Приоткроем потихоньку дверь. Просто ради любопытства. Чуть дальше, в центре комнаты с красными стенами, мы обнаружим сидящую хозяйку, домину. Руки покоятся на коленях. Две рабыни занимаются ее прической. На столике разложены все необходимые предметы, даже горячие железные щипцы для завивки волос. Подготовкой хозяйки дома к пиру не следует пренебрегать. Это — труд, начатый много часов назад и который продлится еще столько же. Окончательным результатом будет сияющее лицо, пунцовые чувственные губы, подчеркнутые мягкими тенями глаза и высочайший фонтан кудрей, ниспадающий на лоб.

Разумеется, как нам уже удалось убедиться во время нашего путешествия, эти кудри искусственные.

Домина опасается красить волосы в рыжий цвет, распространенный в римскую эпоху наравне с черным и белокурым. К сожалению, пигмент, дающий рыжий оттенок, токсичен. Римские дамы знают об этом, но многие все равно продолжают использовать его, пока пигмент буквально не сожжет их волосы.

Но выход есть — парик. Совсем не преступление носить его, тем более это модно. Каждая состоятельная римлянка регулярно носит парики. Уважающая себя домина имеет в наличии сразу несколько париков: блондин, брюнет, шатен, рыжий… На все вкусы и для любых случаев. По сути — это как ежедневное перекрашивание волос в разные цвета.

Шкатулки из слоновой кости для туалетных принадлежностей и украшения разбросаны повсюду. Здесь и лопаточки, и костяные гребни, и плошечки из янтаря с цветными порошками для макияжа.

С другого столика рабыня убирает остатки «маски красоты», которую использовали прошлым вечером. Каким же образом ее готовили в римское время? Овидий в одном из рецептов раскрывает нам секреты. Но будем внимательны, ибо все это напоминает скорее магическое зелье, нежели состав косметического средства:

— размочить полкило зерен чечевицы обыкновенной (ervus) с десятью сырыми яйцами;

— затем все смешать с полкило ячменя (желательно привезенного из африканских колоний);

— смесь высушить, а затем смолоть ее примерно с 50 граммами порошка из оленьих рогов;

— все просеять через сито. К полученному порошку добавить полкило меда, 50 граммов смеси смолы и полбы и 12 очищенных луковиц нарциссов, истолченных в ступке.

Результат, если верить Овидию, гарантирован. Женская кожа будет мягкой, бархатистой и гладкой, как зеркало.

Этот рецепт входит в арсенал средств обольщения у римлянок вместе с ежедневным купанием (до повсеместного распространения терм полностью мылись только раз в неделю, в остальные дни — лишь по частям). Мыло или активные очищающие средства считали очень агрессивными. Поэтому использовалась сода, щелок и пемза. Но ни в коем случае не в сочетании одного с другим. По сведениям Плиния Старшего, изобретением мыла мы обязаны галлам. В своей «Естественной истории» он впервые показывает его словом sapo,[122] производным от галльского saipo. Соответственно, масла и жирные смеси очень распространены среди зажиточных римлянок в качестве защиты для кожи. Также в большом количестве употребляются духи.